Читаем 120 дней Содома, или Школа разврата полностью

Это был первый завтрак, в котором участвовали четыре юных любовника. Каждый сидел по правую руку своего повелителя, у которого слева соседом был прочищала-фаворит. Прелестные маленькие гости сделали завтрак еще более живым: все четверо были нежны, ласковы, все четверо уже пообвыкли и начали приноравливаться к тону общества. Епископ, оказавшийся с утра в отличном расположении духа, беспрестанно целовал Селадона. Когда тому, назначенному состоять в этот день в квадрилье, подающей кофе, понадобилось выйти из-за стола перед десертом, епископ заглянул в соседний салон и, увидев Селадона совершенно обнаженным, окончательно распалился. «Черт побери! – завопил святой отец. – Раз уж не дозволено мне воткнуть ему сейчас в зад, проделаю-ка я с ним то же, что проделал Кюрваль со своим бардашом!» С этими словами он укладывает мальчугана на живот, просовывает свой член у того между ляжками и оказывается на седьмом небе: волосами лобка он натирает дырочку, в которую так страстно желал бы вонзиться, одной рукой гладит хрупкие ягодицы, а другой дрочит член Селадона. Прижавшись губами ко рту ребенка, он пьет его дыхание, глотает его слюну. Герцог, чтобы возбудить епископа зрелищем и своего разврата, встал перед самым его носом и принялся вылизывать отверстие в заду Купидона, второго из мальчиков, подававшего кофе в тот день. Кюрваль, постаравшись тоже быть у епископа на виду, заставил Мишетту дрочить свой член, а Дюрсе подставил на обозрение своего собрата разведенные ягодицы Розетты. Усилия всех друзей соединились ради одного – наступления экстаза епископа, столь для него желанного. И вот момент приближается: нервы затрепетали, глаза зажглись мрачным пламенем: всякому, кто не знал, что это обычное состояние епископа перед извержением, он показался бы страшным в эту минуту. Наконец свершилось: поток хлещет на ягодицы Купидона, услужливо положенного в последнюю минуту рядышком со своим другом, и Купидон принимает свидетельства мужской силы епископа, свидетельства, которые предназначались совсем другому.

Между тем время рассказа наступило, и Дюкло начала так:


– Поскольку, господа, вы не требовали от меня подробного отчета обо всем, что происходило со мной день за днем у мадам Герэн, а хотели, чтобы я просто рассказывала о необычных событиях, отмечавших эти дни, я умолчу о малоинтересных анекдотах моего детства, они показались бы вам скучным повторением уже слышанного. Скажу вам лишь, что к шестнадцати годам я уже достаточно поднаторела в том ремесле, которым занималась, и приобрела немалый опыт. Тут-то и выпал мне на долю либертин, ежедневные фантазии которого заслуживают того, чтобы о них рассказать.

Это был некий господин президент, мужчина крупный, в возрасте, если верить мадам Герэн, пятидесяти с небольшим лет. Мадам Герэн рассказала мне, что знавала его с давних пор и что во все дни он с утра предавался той странной причуде, о которой я вам и расскажу. Сводница, с которой он имел дело, удалилась на покой, препоручив этого забавника заботам мадам Герэн, а она решила, что ему лучше всего начать с меня.

Он устраивался в одиночестве возле той самой дырки в стене, о которой вам уже известно по моим рассказам. В комнате для меня – по соседству с этой – должен был находиться малый из простонародья, крючник, трубочист – это не играло роли, лишь бы он был простого звания, отмыт и здоров. Возраст и внешность также не принимались в расчет. А я перед глазами господина президента, расположившись по возможности ближе к дырке, должна была дрочить этого честного малого, обо всем предупрежденного и находившего такой способ заработка куда приятнее других. Выполнив все, чего от меня желал мой спрятанный за стеной покупатель, я заставила могучего мужлана напустить целую фарфоровую тарелку спермы и с падением последней капли стремительно выбежала в соседнюю комнату. Там меня с нетерпением ждали. Мой клиент выхватил у меня из рук тарелку, жадно заглотил еще неостывшую сперму, между тем как и его собственная лилась ручьем. Я одной рукой помогаю его извержению, другой собираю эти драгоценные капли, подношу ладошку к пасти этого чудака и заставляю его глотать свой собственный сок полными пригоршнями. И все. И ничего более. Он не притронулся ко мне, не поцеловал, даже не задрал юбки и, столь же спокоен, как был только что горяч, взял свою трость и ретировался, сказав мне комплимент насчет моего умения дрочить и проникновения в его манеру. Назавтра для него привели другого мужичка, потому что менять их надо было каждый день, так же, впрочем, как и женщин. С ним на этот раз занималась моя сестрица, он удалился довольный, чтобы возобновить все на следующее утро, и так продолжалось все время, что я еще оставалась у мадам Герэн: каждое утро в девять часов он приходил, устраивался у своего наблюдательного пункта и затем удалялся, ни разу даже не попытавшись задрать юбку хотя бы у одной девушки, хотя, должна вам сказать, к нему приводили прехорошеньких.


– А надо ли ему было видеть задницу мужлана? – спросил Кюрваль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям. Взгляд, манера общения, случайно вырвавшееся словечко говорят ей о человеке гораздо больше его «парадного» портрета, и мы с неизменным интересом следуем за ней в ее точных наблюдениях и смелых выводах. Любопытны, свежи и непривычны современному глазу характеристики Наполеона, Марии Луизы, Александра I, графини Валевской, Мюрата, Талейрана, великого князя Константина, Новосильцева и многих других представителей той беспокойной эпохи, в которой, по словам графини «смешалось столько радостных воспоминаний и отчаянных криков».

Анна Потоцкая

Биографии и Мемуары / Классическая проза XVII-XVIII веков / Документальное