120 дней Содома, или Школа разврата

В конце концов я снизошла до того, что поднесла губы к преддверию его дыры, но едва я к ней прикоснулась, словно затычку вынули, и так хлынуло оттуда, что моя щека оказалась вся разукрашена. С первого же раза блюдо оказалось полным-полно. Никогда в жизни не видела я подобных извержений – всего одна колбаса заполнила глубокую салатницу. Могучий муж хватает ее, укладывается с нею на край кровати, подставляет мне всю в дерьме свою задницу и приказывает мне дрочить его посильнее, пока он будет вновь отправлять в свою утробу все, что только что исторг из нее. Как ни был грязен этот зад, пришлось подчиниться. «Его любовница, конечно, занимается этим, – сказала я себе, – не будем же большими привередницами». Запускаю три пальца в подставленную мне грязную дыру. Человек на седьмом небе, зарывается в собственные испражнения, жует, глотает, одной рукой придерживает сосуд, другой – помогает мне взбадривать его член, который уже восстает горделиво над ляжками. Я удваиваю усилия и преуспеваю: по сокращению ануса чувствую, что эректорные мышцы готовы выплеснуть семя. И вот мои заботы окончены: блюдо опустошено и герой наш вовсю брызжет спермой.

Вернувшись в гостиную, я застала моего ветреника д’Окура с прелестной Марианной. Плут сумел прогуляться и по той, и по этой. Оставался ему только юный паж, которого он также отменно отделал бы, если б ревнивый аббат согласился одолжить своего любовника. Когда все оказались в сборе, зашла речь о том, чтобы всем раздеться донага и в таком виде продемонстрировать друг перед другом всяческие сумасбродства. Мне этот план очень пришелся по душе – мне страсть как хотелось взглянуть на обнаженные прелести Марианны и как следует ознакомиться с ее телом. Оно было нежным, крепким, чистым, упругим, а зад ее, по которому я пару раз похлопала как бы в шутку, показался мне истинным совершенством.

– Разве для удовольствий, которыми, как я вижу, вы особенно дорожите, вам необходима такая красивая девушка? – спросила я Депре.

– Ах, – отвечал он. – Вы не знаете всех наших таинств.

Да, мне не удалось выведать ничего больше и, хотя я провела с ними год с лишним, ни он, ни она так и не пожелали пролить свет на их хитроумные секреты, которые, в чем бы они ни заключались, не мешают, однако, причуде, которую любовник Марианны удовлетворял со мной, считаться страстью отдельной, законченной, достойной, как ни погляди, занять свое место в нашей коллекции. Впрочем все, что могло происходить, происходило эпизодически, и о таких случаях уже было или будет рассказано на наших вечерах.

После нескольких достаточно непристойных выходок, нескольких испусканий ветров, нескольких испражнений остатками дерьма, обилия словесных мерзостей, извергаемых аббатом, для которого, казалось, в этом мерзком словоблудии и заключалось высшее наслаждение, все вновь облачились в одежды и отправились на покой. На следующее утро я, как и положено, явилась присутствовать при пробуждении д’Окура. Мы не упрекнули друг друга в совершенных накануне маленьких изменах, он мне сказал лишь, что после меня он не знает ни одной женщины, которая испражнялась бы лучше Марианны. Я спросила его, что же проделывает Марианна со своим любовником, ведь он великолепно может обходиться без посторонней помощи. Д’Окур ответил, что эту тайну никто из них никогда не пожелает открыть. И мы с моим любовником зажили нашим обычным миром да ладом. В доме д’Окура меня не держали затворницей, и я могла выходить, когда мне вздумается. Он надеялся на мое благоразумие; я должна понимать опасность, которой подвергну его, пренебрегая своим здоровьем; кроме этой предосторожности, я была себе полной хозяйкой. Хотя в этой его заботе о моем здоровье был интерес чисто эгоистический, все же я была ему признательна за то, что могла устраивать свои делишки и делать все, чтобы разжиться деньгами. Вот почему я прислушивалась к настойчивым приглашениям Фурнье посетить ее дом и охотно принимала тех, что сулили немалый барыш. Одно дело быть девкой из борделя, другое – девушка на содержании у генерального откупщика, которая, чтобы доставить мадам Фурнье удовольствие, пришла провести у нее часок в гостях… Судите сами, как это оплачивалось. Вот во времена этих измен мимоходом я и встретила нового дерьмопоклонника, которого сейчас вам и представлю.

– Одну минуту, – сказал епископ. – Не хотел вас перебивать, но раз уж вы сами остановились перевести дух, разъясните, пожалуйста, два-три важных предмета. Когда после уединений вы перешли к общей оргии, аббат, который до тех пор ласкал только своего любимца, не изменил ли ему, не вздумал потискать вас? А другие не притравливали ли своих дам на того молодого человека?