Алексей Александрович Шахматов, величайший знаток русских летописей, подметил, что «с 1206 г. в Лаврентьевской (летописи. –
С других позиций рассматривал события Владимирский полихрон начала XIV века, то есть общерусская летописная компиляция, составленная при дворе митрополита всея Руси во Владимире. Шахматов утверждал, что «Полихрон в изложении распри Всеволодичей стоял на стороне не Константина, а Георгия: под 6719 г. Константин отказывается повиноваться отцу и, услышав о завещании Всеволода, поручившего Георгию старшинство, он “воздвиже брови своя с гневомъ на братию свою, паче же на Георгия”; под 6720 г. Константин начал замышлять рать на Георгия, “хотя под ним взяти Владимир”; под 6721 г. “начатъ Констянтинъ опять рать замышляти на братью” и др.
В Лаврентьевской ничего не говорится о разногласии Константина с отцом, о распре Всеволодичей сообщается кратко (под 6720, 6721, 6725 г.), причем виновником ее оказывается “искони злый врагъ дьяволъ, – ненавидяй всегда добра роду человечю” (под 6725 г.). Следовательно, ростовские записи попали в Лаврентьевскую не из Полихрона, а из другого источника – очевидно из Ростовской летописи».
Лимонов, тоже специально изучавший летописание Владимиро-Суздальского княжества, обращал внимание на то, что сообщение о конфликте между Всеволодом и его старшим сыном Константином «сохранилось только в Московском летописном своде 1480 года… В других памятниках – Лаврентьевской, Радзивилловской, Новгородской первой летописи и в Летописце Переяславля Суздальского – этого известия нет».
Пресняков объяснял, что «планы и распоряжения Всеволода о будущей судьбе его владений известны нам только по таким рассказам современников-летописцев, которые носят явные следы пережитых по смерти Всеволода смут и проникнуты определенными книжническими тенденциями… Как же представлял себе Всеволод постановку преемства власти – после себя? Повествование, которое дает некоторый ответ на подобный вопрос, находим в летописном своде по списку «мниха Лаврентия»; оно вошло в этот свод, видимо, из ростовского источника, так как явно составлено сторонником князя Константина Всеволодовича. Усердное стремление его обосновать право Константина на старейшинство по кончине отца обличает притом полемическое настроение, навеянное борьбой за это право между братьями Константином и Юрием…
Рядом с великокняжеским Владимиром стоит Ростов, в котором Константин Всеволодович видит столь же необходимую опору своего старейшинства, как и в стольном Владимире. Его сторонник-летописец, чье изложение определяет состав данной части Лаврентьевского свода, вовсе опустил сообщение о передаче старейшинства Юрию и о наделении княженьями Ярослава и Владимира, словно “в ряде” Всеволода и речь-то шла только о великокняжеском преемстве. Этот летописец выражал, очевидно, ростовские тенденции, стремления ростовского боярства».
У Константина в летописях и историографии первоклассный имидж. Летописец не зря приводит прозвище Константина – Премудрый. «Был великий любитель питанию книг, для чего имел при себе людей искусных в языке греческом, многие древние греческие книги ценою великою купил и повелел перевести на русский язык». Только греческих книг насчитывалось в библиотеке Константина более тысячи. Он содействовал открытию духовных школ, оставил нам памятник древнерусской духовности, который условно называют «Поучение Константина». Его приводит в «Истории Российской» Татищев.
С поправкой на небеспристрастную позицию авторов сохранившихся летописных свидетельств, главной «жертвой» которых был именно Георгий Всеволодович, взглянем на смутное время, которое наступило во Владимиро-Суздальском княжестве после завещания и смерти Всеволода Большое Гнездо.
Итак, позвав своих сыновей, среди которых, к сожалению, не оказалось Константина Всеволодовича, великий князь огласил свою волю. Следует указать, что она строго следовала традиции престолонаследия на Руси и учитывала реально имевшиеся у Всеволода Юрьевича на тот момент возможности.
Великое княжение и стольный Владимир он завещал старшему сыну Константину. Такой порядок действительно существовал издревле. Георгию, второму сыну, он передавал Ростов – второй по значимости город княжества. Похоже, тогда же Переяславль-Залесский был завещан Ярославу, а Юрьев – Владимиру.