Пожалуй, прав был Пресняков, который утверждал: «Сильны еще общие интересы Ростово-Суздальской земли, кругозор суздальской политики еще слишком широк, и ее напряженность слишком значительна, чтобы во внутреннем строе земли могли получить перевес тенденции к вотчинному дроблению княжого владения… И смуты-усобицы, потрясшие Ростово-Суздальскую землю по смерти Всеволода (1212 г.), не разбили ее единства, не сломили “великого княжения Владимирского”… В Суздальщине создалось положение, напоминающее соправительство старших Ярославичей в Киевской Руси. Как при первом соглашении (1212–1213 гг.), когда старейшинство осталось за Юрием, так и после 1217 г., когда оно перешло к Константину, положение младших князей определяется “порядом” двух старших».
Это был временный дуумвират Георгия и Константина. Они едва терпели присутствие друг друга, их воины скрещивали мечи, они посягали на земли, которые каждый из них считал своими, были уверены в праве назначать туда княжить младших братьев в пику друг другу. Именно эта шаткая конструкция «соправительства» и действовала во Владимиро-Суздальской земле в 1212–1216 годах, сопровождавшихся кровопролитными войнами и недолговременными перемириями.
Константин владел Ростовом и к нему пятью городами, которые раньше получил от отца, но при этом стремился расширять пределы своего господства. Владения Георгия, как установил Кучкин, помимо Владимира, включали в себя Боголюбов, Суздаль, Москву, Городец, Соль Великую и Кострому. «Очевидно, земли по нижней Клязьме и Унже также входили в состав территории великого княжества Владимирского». Территория же Переяславского княжества, где правил третий брат – Ярослав, – «включала Переяславль-Залесский, Дмитров, Тверь, Зубцов, Кснятин и Нерехту. Ярославу должны были принадлежать также города Шоша и Дубна и, вероятно, владимирские части в Торжке и Волоке Дамском. Четвертый сын Всеволода, Владимир, получил Юрьев».
Ясно, что в начавшейся междоусобице Всеволодовичам было не до общерусских дел. Ни Константин, ни Георгий не пытались контролировать Южную Русь (за исключением Переяславля-Русского), хотя имели для этого формальные основания. «Убывание суздальского влияния на Юге связано было с отмиранием по мере смены поколений князей и оформлением различных ветвей потомков Мономаха принципа старейшинства «в Володимере племени» (по которому суздальские князья почти все время имели преимущество) – он еще действовал при Всеволоде, но уже не работал при его сыновьях, хотя после смерти Рюрика Ростиславича они остались единственными правнуками Мономаха».
Но они не контролировали и свою отчину (или свои отчины). Горский справедливо замечал: «После смерти Всеволода (1212 год) нет никаких указаний на претензии его сыновей на верховенство во всей Руси. В качестве сильнейшего русского князя в 1210–1220-е годы выступал Мстислав Мстиславич (из смоленской ветви)». И именно он – Мстислав Удатный, все еще правивший в тот момент в Новгороде, – вскоре решит судьбу великого княжения во Владимиро-Суздальской Руси.
Более того, наследники Всеволода Большое Гнездо отказались от контроля над Рязанской землей, вернув туда ее князей. Одним из первых деяний Георгия в качестве владимирского князя стало освобождение рязанских пленников. «В том же году князь великий Юрий Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, выпустил рязанских князей и епископа их Арсения, и отпустил в их отчину в Рязань, и епископа Арсения с ними, а все люди рязанские пошли каждый восвояси».
Причины такого шага интерпретируются по-разному. Дмитрий Иванович Иловайский полагал, что в условиях развернувшейся борьбы братьев завоевания Всеволода Большое Гнездо были «только лишним бременем», от которого Георгий Всеволодович предпочел избавиться «по совету младших братьев и бояр». Соловьев писал: «Но усобица была далека до конца; Юрий знал, что мир ненадежен, и принимал свои меры: ему, как видно, трудно было удерживать за собою отцовское приобретение».
Полагаю, здесь упускается наиболее очевидное. После бракосочетания Георгия Всеволодовича, ставшего свояком Кир-Михаилу, пленные рязанские князья оказались его близкой родней. «Георгий Всеволодович мог отпустить рязанских князей, исходя из родственных чувств к Всеволоду Чермному, который после смерти Всеволода Большое Гнездо на правах тестя по родственной иерархии оказывался “в отца место”, – заметил Кузнецов. – …После смерти Всеволода Юрьевича владимирские князья Георгий и Константин Всеволодовичи отказались от давления на Рязань, и, вероятно, отношения княжеств перешли на уровень паритета».
Хроника противостояния братьев Всеволодовичей пунктиром представлена в летописях (до битвы при Липице, которая удостоилась подробного описания).