13 дверей, за каждой волки

Дочь проповедника не могла поверить, что сын ученого так легко увлекся, отверг желания своих родителей, своего народа. Она боялась за его душу, боялась, что ее забрал дьявол – развратная Иезавель. Дочь проповедника была полна решимости спасти его и заручилась поддержкой своего отца. Они умоляли сына ученого подумать о семье, об общине. Равенство для всех – цель благородная, но слишком уж недостижимая. Зачем им раскол в городе? Он должен оставить Иезавель. Должен.

И он наконец поддался на уговоры проповедника.

Но, оставив искусительницу, он оставил с ней свое сердце. И как бы ни старалась дочь проповедника, она не смогла заставить его полюбить ее. Поэтому она попросила искусительницу прийти в церковь после воскресной службы. Просто поговорить, как женщина с женщиной, просто понять.

Иезавель осмелилась прийти, и дочь проповедника не испугалась. Она пригласила женщину на чай. Это был особый сорт чая, он усыплял, если выпить достаточно много.

Женщины поговорили. Дочь проповедника умоляла искусительницу оставить в покое сына ученого. “Ты погубишь его, – сказала она. – Это кощунство, ты же ходишь в церковь и наверняка читала Святое Писание”.

Но Иезавель заявила, что сын ученого любит ее, а она – его, и она не собирается никому причинять вред. “Истинно так”, – сказала Иезавель. Они когда-нибудь поженятся, она в этом уверена. Любовь сотворена самим Богом, как и сама Иезавель.

Дочь проповедника пришла в ярость от такого богохульства, но не подала виду. Она подождала, пока Иезавель допьет чай, чашка выпадет из ее рук и разобьется об пол, а сама Иезавель обмякнет в кресле. Потом дочь проповедника взяла диванную подушку и прижала к лицу гостьи, удивляясь тому, как легко оказалось победить зло.

Там ее и нашел проповедник, над Иезавелью. Вдвоем они бросили подушку в горящий камин, но разбитую чашку оставили на полу. Они позвали на помощь и сказали, что Иезавель непонятно почему упала замертво. Прямо Божья загадка! Они будут молиться за нее и ее семью.

Сын ученого был раздавлен горем, но дочь проповедника его утешила. И хотя сын ученого задавался вопросами, как искусительница оказалась в церкви в то воскресенье, как могла молодая здоровая женщина упасть замертво, выпив чая, и даже при том, что он обнаружил в камине остатки сгоревшей подушки, всю ночь не спал, глядя на безмятежное персиково-сливочное лицо своей прелестной молодой жены, спрашивая себя, на ком он женился, – он ничего не сказал.

Он ничего не сказал.

Он ничего не сказал».

* * *

Почему мир требует от девушек быть красивыми, но если они красивы, то наказывает их за это? Почему он наказывает девушек в любом случае? Почему мир хочет, чтобы девушки были несчастными, а некоторые – даже больше, чем другие? Несчастными, несчастнее, самыми несчастными?

В день собеседования Фрэнки, проснувшись, причесывалась перед зеркалом. Теперь ее волосы были длинными, длиннее, чем до того, как их обрезала сестра Джорджина, длиннее, чем ей бы разрешили носить, если бы она жила в приюте.

Красивые волосы. Волосы Иезавели. Она хотела, чтобы Сэм был здесь, расчесывал их пальцами и никогда не прекращал.

Она надела свое лучшее платье и перчатки. Тони помогла ей нарисовать сзади на ногах швы, чтобы казалось, будто она в чулках. Затем Тони водрузила на только что завитые волосы Фрэнки шляпку, которую когда-то принесла ей тетя Марион.

– Вот теперь, – сказала Тони, – ты выглядишь как леди или вроде того.

– Или вроде того, – подтвердил Дьюи, младший сын Ады, которому оставался еще год до призывного возраста.

У него были глаза цвета наждачной бумаги и жесткие очень светлые волосы, торчащие как у куклы. Дьюи доставал Фрэнки и Тони своими горчично-карими глазами, кривой ухмылкой, тем, как ел с открытым ртом, плюясь непрожеванной едой. Они старались держаться от него как можно дальше, но достаточно далеко не получалось.

Когда Фрэнки вошла в кухню, там были только ее отец и Ада. Они выглядели так, словно ожесточенно спорили и она явилась в самый разгар ссоры. Отец сказал, что посадит Фрэнки на трамвай, и ушел за плащом. Ада не предложила завтрака, что было даже хорошо: Фрэнки от переживаний кусок в горло не полез бы. Ада, нахмурившись, уставилась на ее шляпку.

– Все будет хорошо, – сказал Фрэнки отец. – У тебя все получится.

Он вытащил из кармана мелочь и отсчитал на проезд.

– Дашь это водителю и скажешь, что тебе надо до «Бермана». Туда многие девушки едут на работу, так что они всегда останавливаются.

– Всегда останавливаются, – повторила Фрэнки. – Ясно.

Разумеется, ей доводилось ездить на трамваях, но сейчас все иначе. Если она получит работу, ей придется ездить на трамваях каждый день, ходить на работу, и все самой. В приюте у нее было много дел по хозяйству, но она ничего не делала одна, разве что в наказание. А что, если она заблудится? Что, если не сможет разобраться в своих обязанностях? Что, если другие машинистки ее возненавидят? Улицы никогда не казались таким широкими, а трамваи – такими большими, когда один из них остановился перед ней.

– Папа!

– Да?

– Что, если я не получу работу?