Томас снял с лука тетиву, ругая себя за то, что не озаботился этим раньше. Некоторые лучники вовсе не снимали тетив, но лук тогда быстро приходил в негодность, теряя часть силы из-за того, что, как выражались лучники, «шёл за тетивой», то есть даже без тетивы не распрямлялся до конца. Свернув тетиву и уложив её в кошель, Томас пошёл к хутору. Робби отыскался в хлеву, занятом единственной пёстрой коровой с обломанным рогом. Вместо «здравствуй» шотландец печально сказал Томасу:
— У него была птица, ястреб. Он хвастал, что она — калад.
— Знакомое словечко.
— Калады-то обычно, как лекари, видят, помрёт больной или выздоровеет. А этот ястреб пытался глаз Женевьеве вырвать! Я и снёс ему башку! Надо было и попа прибить!
Томас усмехнулся:
— Помнится мне, когда Женевьева прикончила попа, который её пытал, ты возмутился, а теперь сам жалеешь, что не убил другого святошу?
Робби потупился, разглядывая гнилую солому, устилавшую земляной пол хлева:
— Мой дядюшка здесь. Во Франции, то бишь. Только это не тот дядюшка, которого ты знал, другой. Этот почти мой ровесник. А ещё он грохнул того дядюшку, которого ты видел. Которого я любил.
— Этого не любишь?
Робби потряс головой:
— У меня от него мурашки. Лорд Дуглас. Глава нашего клана.
— И чего он от тебя хочет?
— Чтобы я дрался против англичан.
— Ты же клятву дал.
— Дал, — кивнул Робби, — А кардинал Бессьер меня от неё освободил.
— Кардинал Бессьер — кусок овечьего помёта.
— Не поспоришь.
— Зачем твой дядюшка сюда приехал?
— Сражаться против англичан, зачем же ещё?
— Хочет, чтобы ты дрался с ним плечом к плечу?
— Хочет. Я сказал ему, что не могу нарушить обещание, и он отправил меня к Бессьеру, — Робби поднял голову и посмотрел на Томаса, — В Орден Рыбака.
— Это что за новость?
— Орден. Одиннадцать паладинов (ну, то есть до сегодняшней ночи было одиннадцать), поклявшихся отыскать…
— … «Ла Малис».
— Ты уже знаешь, — не удивился Робби, — Бессьер говорил, что ты знаешь. Он тебя ненавидит.
— Взаимно.
— «Ла Малис» — волшебный меч.
— Я не верю в волшебство.
— Зато другие верят. Поэтому Бессьер страстно желает завладеть «Ла Малис».
— Ага, чтобы стать папой, — с отвращением произнёс Томас.
— Это что, так плохо?
— Из тебя выйдет папа лучше. Или из меня. Чёрт, да даже из этой коровы получится папа лучший, чем из Бессьера!
Робби слабо улыбнулся.
— Какие у тебя планы на будущее? — спросил друга Томас. Робби молчал, — Ты спас Женевьеву. Я освобождаю тебя от клятвы. Ты волен, как ветер, Робби.
— Волен? — лицо шотландца исказилось.
— Волен.
— Да, волен. Ты ничего мне не должен, Робби. Можешь драться с англичанами, можешь поступать так, как хочешь. Absolvo te[14]
.Робби хмыкнул:
— Волен, значит. И беден.
— Всё так же играешь?
— И всё так же неудачно.
— В любом случае, ты свободен от клятв. И спасибо тебе.
— За что?
— За то, что ты сделал сегодняшней ночью. А сейчас извини, надо Дженни проведать.
Уже в дверях Томаса настиг вопрос Робби:
— Делать-то мне теперь что?
Томас задержался на пороге:
— Сам думай. Для того людям и нужна свобода.
Томас вышел. Робби погрузился в раздумья. Корова хлопнула себя по боку хвостом. Дверь широко распахнулась, и в хлев протиснулся Скалли:
— Слышь, это же драные англичане?
— Да.
Скалли почесал макушку:
— Хотя один чёрт. Драка была, что надо, — он хохотнул, — Один балбес уцелил ногу мне топором оттяпать, а я взял и подпрыгнул! И клинок ему в пасть воткнул. Он зёнки вылупил до того потешно, умора! Пялится, а вякнуть ничего не может. Сталь Дугласов за здорово живёшь не прожевать. Да, подрались хорошо, но за англичан?
Скалли скривился, а Робби поправил:
— Не за англичан. За Женевьеву, а она — француженка.
— Это та тощая штучка, да? Миленькая, только я люблю мясо, а не кости. И в постели, и в тарелке. Куда мы теперь? К вшивым рыбакам?
Робби фыркнул:
— Не думаю, что отец Маршан будет рад нас увидеть снова.
— Хорошо, что так. Надоело: трепотня дурацкая, поп блажной со своей пташкой…
Скалли сгрёб с пола пук соломы, обтёр лезвие меча. Косточки в волосах мягко стукнулись друг о дружку.
— Когда двинемся? — деловито осведомился верзила.
— Куда?
— Как куда? К лорду.
Робби, который возвращаться к дядюшке желания не испытывал, хмуро уточнил:
— Уверен, что хочешь возвратиться к лорду?
Скалли озадаченно воззрился на Робби:
— Ну да. Мы же во Францию воевать ехали, а не с попами тюти-матюти разводить.
— Я поговорю с томасом дать тебе лошадку получше. И денег, конечно же.
— Ты бы лорду тоже пригодился.
— Не пригодился бы. Я клятву дал, — машинально отрезал Робби и лишь тогда сообразил, что от клятвы-то он Томасом освобождён и может сам решать свою судьбу. И Робби решил, — Я остаюсь, Скалли.
— Остаёшься?
— Езжай к моему дяде, а я остаюсь.
— Если ты остаёшься с этими ребятами, — рассудительно сказал Скалли, — То при следующей нашей встрече с тобой мне придётся тебя убить.
— Получается так.
Скалли сосредоточенно посмотрел на корову, будто ожидая, что бурёнка даст совет, как ему выпутаться из такой щекотливой ситуации. Затем физиономия шотландца просветлела: