— Если честно, — Энни заговорщически перегнулась через прилавок, хотя в зале никого не было, — этот город превратился в помойку. И все из-за наркотиков. — Она начала отсчитывать мне сдачу и снова заговорила нормальным голосом: — Я уже стара, чтобы переезжать, но ты — мне ужасно жаль, что ты нас покидаешь, однако я прекрасно тебя понимаю. Ну какие тут у нас перспективы? Ты ведь думаешь о будущем, правда?
Не улавливая, что она имеет в виду, я открыла пакетик с чипсами и вынула ярко-оранжевый треугольник. Пикантный вкус, мало напоминавший сыр, мне понравился, и сразу же захотелось еще.
А Энни продолжала:
— Извини, что я так прямолинейна, но могу я дать тебе совет? Тебе пора подумать о себе.
— Угу, — кивнула я, размышляя, куда это она клонит. Вытерев руки о джинсы, я потянулась за следующим треугольником с фальшивым сыром.
— Тебе нужно обеспечить тылы.
— Что вы имеете в виду?
— Твоего мужчину, — ответила она так, словно это было совершенно очевидно. — Девона. Он хороший парень. Достойная работа, не принимает наркотиков. Он никогда… — Собеседница оценивающе посмотрела на меня и задержала взгляд на бледнеющих синяках на предплечьях. — Он тебя не обижает?
— Нет, — сказала я, прикрывая рот рукой, чтобы не вываливались куски чипсов.
— Стоит его удержать. Я бы посоветовала расставить точки над «i» — заставь его жениться на себе. Назначь день свадьбы, и тогда, чтобы ни случилось, о тебе будет кому позаботиться.
— Энни, мне двадцать четыре года, и я…
— Знаю, ты думаешь, будто у вашего поколения все иначе, но кое-что никогда не меняется. Так что послушай меня внимательно. — Она снова перегнулась через прилавок. — Если сказать ему, что ты залетела, вам больше не понадобится презерватив, и настоящая беременность не заставит себя ждать.
— Энни!
— А как, ты думаешь, я заполучила своего первого мужа? — Она выпрямилась и высоко подняла голову. — Он был замечательным человеком. Мы вырастили трех прекрасных детей. Мужчины никогда не готовы стать отцами, Таллула, но, поверь мне, лучшие из них отлично справляются.
— Я не собираюсь под венец, Энни, — проговорила я, понимая, почему они с бабушкой Хелен не были дружны: бабушка не придавала особого значения замужеству и вообще была о мужчинах невысокого мнения. Хотя и женщинам тоже не особенно доверяла. Она считала хорошими людьми тех, кто не навязывался ей и держал свое мнение при себе.
Энни тихо фыркнула, видимо сожалея о том, что я не отнеслась к ее совету с должным вниманием.
— Я только хочу, чтобы ты хорошенько все обдумала, — произнесла она. — Каждому человеку нужен спутник жизни, Таллула. Помни об этом.
Я поблагодарила Энни, в основном для того, чтобы заставить замолчать, схватила свой холодный чай и вышла. Муж мне ни к чему. Мне нужно, чтобы птицы начали класть гребаные яйца, после чего я смогу продать ранчо и свалить из города к чертовой матери.
Пересекая раскаленную асфальтированную площадку, я слышала клацанье металла, которое доносилось из прилегающего к заправке шиномонтажа. Из стоявшего на подставке облезлого «шевроле» появился мужчина в комбинезоне. Это был Рубен Мартинес, пожилой человек, живший примерно в восьми километрах от нас, если ехать по тому же шоссе. Он поднял палец, прося меня подождать, но стоять под открытым небом в такое время дня было слишком жарко, и я поспешила к колонке автозаправки под навес.
Рубен направился ко мне, наклоняя голову, чтобы солнце не светило в глаза, — держал меня в поле зрения, но смотрел исподлобья. На левом рукаве комбинезона было вышито его имя. Издалека никто бы не догадался, что ему шел уже восьмой десяток. Коротко постриженные черные волосы лоснились, шагал он походкой молодого человека, но заметные вблизи глубокие морщины говорили о том, что он прожил нелегкую жизнь. В усах блестела седина, глаза постоянно щурились, а смуглую кожу лица испещряли маленькие круглые шрамы. Такое лицо притягивало взгляд. Мне всегда казалось, что, если остановить время, подкрасться поближе и рассмотреть его, я смогу лучше понять соседа.
— Таллула, — сказал он, пытаясь стереть масло с рук тряпкой, покрытой жирными пятнами. — Я очень расстроился, услышав о смерти твоей бабушки. — Рубен был мексиканцем, но уже не один десяток лет жил в Сомбре. Он говорил с едва заметным акцентом, делая небольшие паузы перед некоторыми словами, отчего к ним присоединялись дополнительные звуки. — Я очень хотел прийти в церковь и на поминки, — добавил он, качая головой. — Честное слово.
Поскольку Рубен был нашим ближайшим соседом, мы звонили ему, чтобы одолжить какие-то инструменты или когда требовалась третья пара рук. Раза два или три он даже оставался на традиционный ужин по средам, вместе с тетей Кристиной и девочками. Я заметила его отсутствие на поминках, но только теперь поняла, почему он не приехал.