142 страуса

Закончив с формальностями, она отвела меня по коридору в пустую камеру. Когда за мной закрылась решетка, я осмотрела пахнущее хлоркой пространство: две койки одна над другой; фарфоровый унитаз в углу и такая же раковина на соседней стене — и то и другое неопределенного цвета, с оранжевыми полосами от текущей воды; стены унылого бежевого цвета с проступающими под краской швами между шлакобетонными блоками; окон нет, единственная флуоресцентная лампа бросает безжалостный свет.

— Через пару часов принесут ужин, — сказала женщина, похлопав по прутьям решетки, и ушла.

Я села на нижнюю койку, наклонившись вперед, чтобы не удариться головой о верхнюю, и стала слушать скрип удаляющихся шагов по линолеуму.

Я все еще злилась на Девона за вмешательство. Как это на него похоже — всегда думает, что знает, как лучше. Он не имел права ввязываться. Я решила признаться не потому, что он настаивал, я и сама уже ехала к шерифу. И мне вовсе не нужно было его содействие. Девон пытается задержать меня здесь, потому что ему это выгодно. В раздражении я расхаживала туда-сюда по камере.

Не собиралась я становиться какой-то тупой бухгалтершей на цементном заводе только потому, что Девон хочет жениться. Я давно знала, что он терпеливо ждет, пока я остепенюсь, но я вообще не имела намерения выходить за него замуж. Никогда. В этом смысле очень показательна шутка про сто долларов: для Девона это пустые слова, а мне она говорит о многом. Выходить замуж за парня, не желающего дойти до конца бара ради тысячи долларов, значит признать, что ты как те сто баксов, которые, по словам Девона, сами плывут в руки. Я не хотела быть спутницей человека, выбравшего меня только потому, что я просто оказалась поблизости. Я мечтала провести жизнь с тем, кто ради меня будет из кожи вон лезть, кто сочтет меня достойной лишних усилий.

Но когда мы переспали в первый раз, я об этом не думала. С Девоном было весело. Мы напились, смотрели бейсбол и болели за «Доджерс», а когда те проиграли, бросали в экран телевизора жареную кукурузу. Секс оказался не бог весть каким, но даже посредственный секс лучше, чем его отсутствие, к тому же после акта Девон всегда был очень благодарен. Он так и продолжал говорить мне спасибо каждый раз, пока я не попросила его прекратить.

Но по большей части общение с Девоном было предлогом не возвращаться вечером домой. Когда мне исполнился двадцать один год, я уже три года имела полноценную работу на ранчо, а бабушка Хелен сделалась призраком. Она много пила, и разговаривали мы редко. После окончания трудового дня развлечений у меня было негусто: разогреть в микроволновке бурито и съесть его в одиночестве в своей комнате или поехать перехватить бургер в компании Девона и его товарищей с завода в баре у Пэта, откуда меня естественным образом уносило в квартиру бойфренда.

Мне нравилось ночевать у него, а по утрам, по пути на ранчо, я чувствовала себя независимой, как будто уход за фермой — просто работа, и у меня в жизни есть что-то еще, пусть даже всего лишь распитие пива и секс с Девоном — по отдельности эти занятия не очень-то меня увлекали, но вместе были вполне сносным способом провести время.

Однажды я пыталась снять собственную квартиру в городе, но смогла найти только комнату в доме многочисленной латиноамериканской семьи, что показалось мне небольшой разницей по сравнению с моим обиталищем на ранчо, за которое не надо платить. Какое-то время я вынашивала фантазии, что Девон найдет работу в другом городе и после отъезда бойфренда я поселюсь в его квартире, но Девона вполне удовлетворяло существование в переделах цементного завода, бара «У Пэта» и съемной каморки над прачечной, и он никуда не собирался.

Я оперлась спиной на бетонную стенку, представила, как навсегда покидаю Сомбру, и испытала такое сильное облегчение, словно уже уехала отсюда и направляюсь к бесконечным северным лесам. Я жаждала тяжелой осмысленной работы, которая не требует много рассуждений. Я хотела трудиться плечом к плечу с единомышленниками и крепко спать каждую ночь, потому что усталость не оставляет времени для бодрствования и переживаний. Я мечтала даже о холодном климате, о непривычных перчатках и шарфах, о том, чтобы нос мерз от стужи, а не обгорал на солнце.

Мышцы челюсти расслабились. Я стала сжимать и разжимать кулаки, чтобы уменьшить напряжение в руках, потом наклонилась вперед и опустила голову на руки. Нужно отдавать себе отчет, что в Монтану я, вероятно, не попаду. Денег, чтобы выйти под залог, нет, а если меня признают виновной в покушении на жизнь дяди Стива, то и вовсе посадят в тюрьму. Я оглядывала крошечную камеру, и по спине у меня ползли мурашки. Мне нужны открытое пространство, ветер, дующий в спину, и солнечные лучи, обжигающие кожу. Я снова закрыла глаза и постаралась сохранять спокойствие. Это была самооборона, и я, слава богу, никого не убила. Я легла на бок и попыталась вообще не думать.