150 часов до встречи

– Да пожалуйста, – я выкручиваю карманы куртки, в которых у меня ничего нет. Лишь бы и к джинсам не пристал, а то ещё и последние деньги отберёт.

– Говори быстро, что ты там положил?

– Так подобрал или положил?

Я даже не успеваю среагировать на его замах, как огромный кулак впечатывается мне в губу. Ко мне возвращается головокружение, но сама боль не сильная – то ли он ударил вполсилы, чтобы только припугнуть, то ли у меня просто шоковое состояние. Подумать только, меня впервые в жизни ударили. Да только сдачи дать я не могу. У меня никогда рука на человека не поднимется, да и тем более я один против них троих… Что же делать? Ведь и удрать не успею, и спрятаться даже негде.

– Ты дебил? – перехожу я в атаку. Пальцы машинально касаются ушибленного места, но следа крови не находят.

– Чё. Ты. Там. Спрятал? – злобно чеканит он. – Спайс небось?

– Чего-о? – от удивления у меня вытягивается шея. – Какой ещё нахрен спайс?

– Тебе виднее. Так чё ты туда закладывал?

– Да где, блин?

– Там!

Мы стоим посреди улицы и срёмся, как две старые бабки у подъезда, а на нас даже никто не обращает внимания. В голове прокручиваю всю дорогу от въезда в город до автостанции, но не припомню ни одного раза, чтобы вообще доставал руки из кармана. И даже не знаю, как повести себя в такой ситуации: то ли настроиться на одну с ним волну, то ли показать максимально нормальное и адекватное поведение, чтобы убить все его воображаемые подозрения.

– Ты говоришь, что видел, как я что-то закладывал, но не можешь описать это место? – как можно спокойнее произношу я, хотя внутри всё кипит.

– Ты чё мне мозг насилуешь, а? Ты меня за пиздабола принимаешь? Мы за тобой уже минут пятнадцать идём и все втроём видели.

– Да что видели? Как я нагнулся? Я не нагинался нихрена!

– Пошли, мы тебя покажем.

Он крепко хватает меня за кофту и тащит вперёд.

– Да отпусти ты его, чё пристал? – подаёт голос белобрысый. Они с дрищом идут позади меня, обступив, словно канвой.

– Щас в участок его отведём, а там с ним пусть разбираются.

– Да всё равно, зря лезешь ведь. Тебе одного раза было мало, хочешь опять на нож нарваться?

– Да я лучше ещё раз сдохну, чем позволю таким пиздюкам город травить. Ты ведь пиздюк? – обращается он ко мне. – Ну явно пиздюк. Сколько тебе?

– Достаточно, – бурчу я, словно маленький.

– Умный, да? Лучше бы сразу сказал всё, как есть. Мы бы тебя отпустили.

– Я уже всё сказал.

– Что – всё? Ты мне ни на один вопрос не ответил.

– Я ответил на всё, – цежу сквозь зубы.

– Лучше заткнись, пока я ещё раз тебе не врезал.

И я замолкаю. Смешно смотреть со стороны, как я подчиняюсь этому мелкому. Но как я в школе был никчёмным сопляком, так и остался им даже за полторы тысячи километров от дома.

– По тебе же видно, что ты укуренный, – всё продолжает он. – Бред какой-то несёшь.

Ну да-а, кто из нас-то?!

Он ведёт меня в совершенно другом направлении, мимо дворов и базарных бабок.

– Я здесь даже не шёл.

– Ты вышел из того поворота. Мы за тобой следили.

– Да спроси у любой бабки, меня здесь не видел никто.

– Хочешь сказать, что я пизжу?

Я много чего хочу тебе сказать, да только смелости мне не хватит.

Я начинаю злиться уже на самого себя. Да почему я никак не могу собрать всю силу в кулак и хоть раз защитить себя? Я проехал полстраны, испытал то, что другие люди даже представить себе не могут, и теперь пресмыкаюсь перед каким-то молокососом с завышенным ЧСВ?

Всё бесполезно. Я такой, какой есть, и никогда не изменюсь. Не стоило мне соваться в это путешествие. Я не стану лучше, не найду друзей, не найду свою любимую девушку и никогда ничего не добьюсь.

Меня за шкирку ведут в какую-то жопу города, а я даже боюсь рыпнуться. Здесь практически нет людей, дома старые и редкие. Самое место, чтобы со мной разделаться.

– Ну и куда мы идём?

– Куда надо. С тобой уже другие люди будут говорить.

Значит, я всё понял правильно. Лучше бы я сдох в аварии, чем сейчас от пинков этих недогопников. Он ещё обговаривается со мной несколькими фразами, но особой интеллектуальностью наша беседа не пахнет: неизменные обвинения с его стороны, приправленные густым матом, и оправдания с моей. Он то и дело помыкает меня в том, что я тупой укурыш, хотя всеми своими фразами я пытаюсь показать им свою образованность. Но какой смысл, если все умные слова, которые он в жизни не слышал, принимает за бред конченного наркомана?

Мы останавливаемся на перекрёстке и он закуривает и болтает со своими «товарищами», как он их несколько как раз называл по дороге. За мной почти не следит, но я никуда и не дёргаюсь, хоть и держусь свободно.

Я прислушиваюсь к их разговору, чтобы разузнать о них побольше и как-нибудь выкрутиться из этой ситуации, и изучаю их визуально. У «главаря» на руке набита латинское выражение, а вдоль его живота тянется длинный шрам, пересекающий все кубики его пресса. Я очень надеюсь на то, что это след после операции по удалению аппендикса, но что-то мне подсказывает, что он остался после того самого случая, о котором говорил белобрысый.