Былъ у насъ также одинъ участникъ самаго крупнаго террористическаго акта, а именно убійства Александра II. Какъ извѣстно, царь умеръ вслѣдствіе ранъ, полученныхъ имъ отъ бомбы, брошенной Гриневицкимъ. Но, кромѣ этого юноши, а также казненнаго Рысакова третьимъ метальщикомъ былъ Емельяновъ. Ему не пришлось бросить бывшей у него наготовѣ бомбы, только потому, что царь оказался уже смертельно раненымъ, въ чемъ, говорятъ, Емельяновъ лично убѣдился, находясь въ толпѣ. Будучи вскорѣ послѣ этого арестованъ, вслѣдствіе оговоровъ Рысакова, Емельяновъ въ слѣдующемъ, 1882 г., по процессу 20-ти былъ приговоренъ къ смертной казни, которую замѣнили безсрочной каторгой. До отправки въ перестраивавшуюся для помѣщенія политическихъ преступниковъ, Шлиссельбургскую крѣпость, Емельянова, вмѣстѣ съ другими важными террористами, содержали въ Петропавловской крѣпости на каторжномъ положеніи. Режимъ, которому ихъ подвергли, былъ, какъ извѣстно, до того ужасенъ, что очень многіе вскорѣ опасно заболѣвали, а нѣкоторые умерли. Къ концу 1883 г., когда Емельяновъ получилъ цынгу такой острой формы, что уже самъ не могъ двигаться, тѣло его покрылось язвами и онъ быстро разлагался, — его рѣшили перевезти на Кару, куда онъ и прибылъ въ 1884 г.
Емельяновъ былъ сыномъ причетника; по окончаніи ремесленнаго училища цесаревича Николая въ Петербургѣ, его на казенный счетъ отправили для усовершенствованія въ токарномъ мастерствѣ въ Парижъ. Тамъ же одно время онъ состоялъ псаломщикомъ при посольской церкви. По возвращеніи въ Россію, будучи 20-21-лѣтнимъ юношей, онъ сошелся съ террористами и принялъ на себя роль метальщика въ дѣлѣ 1-го марта. Отъ природы очень неглупый человѣкъ, но лишь въ тюрьмѣ путемъ чтенія пріобрѣвшій нѣкоторое развитіе, Емельяновъ, когда я съ нимъ познакомился на Карѣ, уже представлялъ разочарованнаго скептика, иронически относящагося ко всему революціонному; онъ также принадлежалъ тогда къ «патріотамъ», восхищавшимся всѣмъ русскимъ и превозносившимъ нашъ строй надъ западно-европейскимъ.
Со мной же вмѣстѣ въ «больницѣ» находился бывшій офицеръ Николай Властопуло, приговоренный въ Одессѣ по дѣлу Геллиса въ 1880 году къ 15 годамъ каторжныхъ работъ, а за побѣгъ съ дороги переведенный въ безсрочные. Неглупый и довольно образованный человѣкъ, съ независимымъ характеромъ, но крайне самолюбивый, Властопуло производилъ на всѣхъ впечатлѣніе непоколебимо убѣжденнаго террориста: онъ всегда высказывался за самыя революціонныя мѣры и среди многихъ пользовался, поэтому, довольно большимъ престижемъ. Онъ былъ также исполнителенъ, аккуратенъ и практиченъ, почему дважды его избирали въ старосты. Но съ весны 1888 г. онъ почему-то сталъ уединяться, мало разговаривать съ другими, за исключеніемъ друга его — Емельянова. Никто не обращалъ особаго вниманія на настроеніе Властопуло, такъ какъ хандра случалась у многихъ и проходила безъ всякихъ послѣдствій. Не то вышло у Властопуло.
Какъ разъ въ это время къ намъ на Кару пріѣхалъ изъ департамента государственной полиціи штатскій «генералъ» Русиновъ. Такіе пріѣзды изъ столицы важныхъ чиновниковъ случались у насъ и раньше, и они сопровождались раскаяніями и просьбами о помилованіи со стороны нѣкоторыхъ, правда, очень немногихъ, малодушныхъ людей изъ числа заключенныхъ въ мужской тюрьмѣ, и — надо это особенно подчеркнуть — за все время между нашими женщинами не было ни одного такого случая. Пріѣздъ Русинова мы объяснили такими же цѣлями, то оказалось, что онъ никого къ себѣ не приглашалъ для разговоровъ наединѣ, очень торопился и быстро уѣхалъ обратно.
Въ эти то именно дни Властопуло, всегда очень сдержанный и замкнутый въ себѣ, видимо былъ въ сильномъ возбужденіи. Однажды, предъ вечеромъ, онъ вышелъ изъ камеры, вмѣстѣ съ производившими повѣрку жандармами и изъ коридора просунулъ въ дверное окошечко записку. Стали читать ее вслухъ: недоумѣніе и крайнее изумленіе охватило всѣхъ насъ, «больничниковъ»: Властопуло прощался съ нами, просилъ не осуждать его, сообщалъ, что онъ извѣрился въ революціонный способъ дѣятельности, а потому, молъ, допускалъ возможность, какъ онъ выражался, «припасть къ подножію трона», иначе говоря, подать царю просьбу о помилованіи.