16 лѣтъ въ Сибири

Слушая это посланіе, нѣкоторые не вѣрили своимъ ушамъ: они предполагали, что здѣсь скрывается какая-то тайна или недоразумѣніе. Зная Властопуло и еще такъ недавно слыша высказываемые имъ крайніе революціонные взгляды, казалось вполнѣ неправдоподобнымъ, чтобъ онъ могъ вдругъ искренно раскаяться. Уже и раньше, какъ я упоминалъ, случались аналогичные факты: кромѣ Цыплова и Мельникова, при мнѣ подалъ прошеніе о помилованіи еще Зубковскій, судившійся вмѣстѣ съ Зунделевичемъ, и Александромъ Квятковскимъ и за участіе въ убійствѣ Харьковскаго губернатора Крапоткина приговоренный къ 15-ти годамъ каторжныхъ работъ. Такіе же случаи были и до моего прихода на Кару. Но ни одно изъ прежнихъ раскаяній не производило на нашу тюрьму столь сильнаго, скажу больше — потрясающаго впечатлѣнія, какъ заявленіе Властопуло. Въ этомъ отношеніи, кромѣ личности Властопуло, пользовавшагося значительнымъ уваженіемъ, дѣйствовало еще то соображеніе, что, при существовавшихъ у нѣкоторыхъ заключенныхъ въ нашей тюрьмѣ взглядахъ и настроеніяхъ, можно было опасаться за появленіе немалаго числа подражателей.

Выше я уже не разъ упоминалъ, что въ Россіи въ описываемое время господствовала сильнѣйшая реакція и въ тюрьму почти не доносились слухи о сколько-нибудь серьезныхъ революціонныхъ попыткахъ. Вполнѣ естественно, поэтому, что даже столь неудачное предпріятіе, какимъ была попытка 1-го марта 1887 г., все же вызвала нѣкоторый подъемъ среди многихъ изъ насъ. Но послѣ этой попытки наступило еще большее затишье и реакція все болѣе и болѣе торжествовала въ Россіи, а съ ней все сильнѣе распространялись среди заключенныхъ сомнѣнія въ прежнихъ способахъ дѣятельности; отсюда для нѣкоторыхъ уже недалеко было и до полнаго разочарованія, раскатнія и подачи просьбы о помилованіи. Ко всѣмъ этимъ обстоятельствамъ и на помощь лицамъ, начавшимъ сомнѣваться и колебаться, пришло въ нашу тюрьму извѣстіе о ренегатствѣ самаго выдающагося вожака «партіи Народной Воли» — Льва Тихомирова.

Участникъ всѣхъ террористическихъ предпріятій конца 70-хъ и начала 80-хъ годовъ, вдохновитель молодежи, среди которой его имя пользовалось необыкновеннымъ ореоломъ, лучшій теоретикъ партіи, другъ погибшихъ героевъ Желябова, Перовской. Александра Михайлова и др., — Левъ Тихомировъ сталъ защитникомъ самодержавія! Это извѣстіе долгое время казалось многимъ совершенно невѣроятнымъ. Въ своей извѣстной брошюрѣ: «Почему я пересталъ быть революціонеромъ», онъ утверждаетъ, что въ сущности еще до 1-го марта извѣрился въ революціонный способъ дѣятельности и, если принималъ какое-нибудь участіе въ организаціи «Народной Воли», то лишь по инерціи. На сколько я зналъ и понималъ характеръ Тихомирова, онъ никогда не былъ фанатично преданнымъ дѣлу революціонеромъ, безгранично вѣрующимъ въ цѣлесообразность террора. Колебанія и сомнѣнія, вѣроятно, всегда были ему присуши, но это не мѣшало ему писать пламенныя, зажигательныя статьи въ защиту террористической дѣятельности и всякихъ народовольческихъ взглядовъ. Далеко не краснорѣчивый собесѣдникъ, съ вялой, тягучей рѣчью, онъ тѣмъ не менѣе импонирующимъ образомъ дѣйствовалъ на окружающихъ и всегда былъ однимъ изъ самыхъ авторитетныхъ лицъ въ партіи. Уже будучи заграницей, куда онъ эмигрировалъ, однимъ изъ послѣднихъ въ 1882 году, онъ написалъ свою надѣлавшую много шума статью — «Чего намъ ждать отъ революціи?»[38]. Какъ извѣстно, полемизируя въ этой статьѣ противъ макрсистскихъ взглядовъ, высказанныхъ Плехановымъ, Тихомировъ доказывалъ возможность и необходимость захвата власти революціонерами. И этотъ человѣкъ, являвшійся однимъ изъ наиболѣе выдающихся иниціаторовъ террора, осмѣливался утверждать, что онъ, будто бы, никогда не былъ активнымъ революціонеромъ. Подобнаго случая измѣны и ренегатства не знала исторія нашего революціоннаго движенія. Превращеніе Льва Тихомирова въ защитника русскаго самодержца, казалось столь-же неправдоподобнымъ, какъ переходъ Александра III-го въ ряды революціонеровъ.

Заключенные въ нашей тюрьмѣ, наконецъ, узнали, что Тихомирову, спасшемуся отъ казни, лишь благодаря бѣгству заграницу, царь даровалъ полную свободу: ему позволено было вернуться на родину, гдѣ онъ примкнулъ къ стану ликующихъ и сталъ сотрудничать въ самыхъ реакціонныхъ органахъ печати — въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ», «Русскомъ Вѣстникѣ» и т. п. Легко представить себѣ, какое дѣйствіе произвело раскаяніе Тихомирова на лицъ, колебавшихся и начинавшихъ разочаровываться въ революціонныхъ способахъ дѣятельности.

ГЛАВА XXV Женская политическая тюрьма