16 лѣтъ въ Сибири

Европейская часть города, расположенная вдоль набережной, переполнена гостинницами, ресторанами, банками и разными конторами. Здѣсь улицы нѣсколько шире и дома болѣе солидной постройки, нижніе этажи каменные; многіе изъ нихъ снабжены верандами, палисадниками и пр. Жизнь въ Нагасаки была довольно дешева, но за то и крайне однообразна, особенно для иностранца, незнавшаго мѣстнаго языка. Достопримѣчательностей почти никакихъ: два-три будійскихъ храма съ огромными фигурами Сакья-Муни, промышленный музей съ образчиками произведеній мѣстнаго производства, да знаменитыя японскія чайныя, — вотъ, въ сущности, почти все, что пріѣзжему иностранцу предлагали посѣтить.

Но особенно красивы окрестности. Тамъ на каждомъ шагу приходится удивляться заботливости трудолюбиваго японца, чтобы ни единый вершокъ земли не оставался втунѣ, — все, за исключеніемъ вершинъ скалистыхъ горъ, тщательно воздѣлывается. Несмотря на огромный трудъ, положенный японцемъ въ свою землю, его существованіе казалось какимъ-то воздушнымъ или сказочнымъ. Въ этой чрезвычайно оригинальной странѣ многое производило на меня такое впечатлѣніе, словно все окружавшее меня я видѣлъ не въ дѣйствительности, а лишь на экранѣ кинемотографа; даже цвѣтомъ лицъ, какъ мужчины, такъ, въ особенности, молодыя японки очень напоминаютъ фигуры, представляемыя этимъ аппаратомъ.

Успѣхъ, совершенный Японіею въ теченіе второй половины прошлаго столѣтія, несомнѣнно очень значителенъ. Но все же многіе европейцы, а въ особенности сами японцы, нѣсколько преувеличиваютъ его: цивилизація коснулась лишь ничтожной части населенія, — только верхняго слоя жителей портовыхъ городовъ, остальная же часть его едва лишь задѣта европейской культурой. Не только религія, нравы и обычаи, но рѣшительно весь обиходъ жителей даже большихъ городовъ остался такимъ же. какимъ онъ былъ съ незапамятныхъ временъ. Первобытностью нравовъ японцевъ объясняется ихъ честность въ обыденной жизни: дома и магазины ночью не запирались на замки; никто не трогалъ чужой вещи, и всякій возвращалъ случайно найденное. Но въ портовыхъ городахъ начало уже проявляться вліяніе европейской цивилизаціи и, можно съ увѣренностью сказать, что въ скоромъ времени японцы усвоятъ всѣ наши понятія, въ томъ числѣ и о «честности». Думаю немалое вліяніе въ этомъ направленіи оказала послѣдняя война.

Изъ Нагасаки я отплылъ на огромномъ тихо-океанскомъ пароходѣ «China», принадлежащемъ американской компаніи. За билетъ, въ такъ называемомъ «Européen Steerage» — среднее между нашимъ 2-мъ и 3-мъ классомъ — пришлось заплатить цѣлыхъ 180 іенъ, т. е. около 175 рублей. Несмотря на столь высокую плату за проѣздъ, помѣщеніе и пища были отвратительны. Что-либо худшее, чѣмъ условія на этомъ, считающемся самымъ лучшимъ тихо-океанскимъ пароходомъ, трудно себѣ представить даже въ Россіи: пища, скверно приготовленная, подавалась до того неряшливо, что непріятно было прикоснуться къ ней; въ крошечныхъ каютахъ, имѣвшихъ по три яруса, помѣщалось по шести человѣкъ; въ нихъ было тѣсно, грязно и неудобно; спеціальнаго мѣста для прогулокъ для лицъ нашего класса не было и пр. Въ этихъ условіяхъ нужно было пробыть цѣлыхъ 21 день!

Воспользовавшись двухдневной остановкой «China» въ Іокагамѣ, я побывалъ, какъ въ этомъ городѣ, такъ и въ столицѣ Японіи — Токіо, до которой по желѣзной дорогѣ всего минутъ 20 ѣзды.

Описывать эти города я не буду, такъ какъ едва успѣлъ ихъ осмотрѣть. Скажу лишь, что, какъ и Нагасаки, они не похожи на европейскіе города, но очень оригинальны.

Въ теченіе первыхъ пяти дней моего путешествія я не могъ объясняться ни съ кѣмъ изъ пассажировъ, вслѣдствіе незнанія мною англійскаго языка, и мнѣ было, поэтому, довольно тоскливо. Но въ Іокагамѣ на нашъ пароходъ сѣлъ французъ, нѣмецъ и одинъ японецъ, говорившій немного по нѣмецки. У насъ, такимъ образомъ, составилась небезъинтересная интернаціональная компанія, державшаяся вмѣстѣ. Разговоры, шутки и анекдоты заполняли наше время, тянущееся безконечно долго при морскомъ плаваніи.

На 16-й день пароходъ нашъ присталъ въ Гонолуло, главномъ городѣ Гавайскихъ или Сандвичевыхъ острововъ, гдѣ мы должны были пробыть сутки. Будучи еще въ Благовѣщенскѣ, я случайно узналъ, что одинъ мой хорошій знакомый, Судзиловскій онъ же д-ръ Россель, живетъ на одномъ изъ этихъ острововъ. Его я встрѣчалъ въ началѣ 80-хъ годовъ въ Швейцаріи, — фамилію «Россель» онъ принялъ лишь заграницей, сдѣлавшись американскимъ гражданиномъ. Участникъ революціоннаго движенія начала 70-хъ годовъ, онъ, ставъ нелегальнымъ, бѣжалъ заграницу, гдѣ проживалъ въ разныхъ странахъ, начиная съ Сѣв.-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ и кончая Румыніей и Болгаріей. Россель всюду умѣлъ скоро освоиться съ мѣстными условіями и, быстро ознакомившись съ языкомъ данной страны, входилъ въ ея интересы и нужды[52].