16 лѣтъ въ Сибири

На этомъ же пароходѣ ѣхали нѣкоторые мои мѣстные знакомые, также неподозрѣвавшіе, что я навсегда покидаю Сибирь: въ разговорахъ съ ними я дѣлалъ видъ, что уѣзжаю съ разрѣшенія начальства.

Пароходъ нашъ былъ буксирный; онъ шелъ, поэтому, медленно, долго останавливался въ пристаняхъ, и лишь на пятый день мы прибыли въ г. Хабаровскъ. Здѣсь былъ одинъ изъ наиболѣе опасныхъ для меня моментовъ, такъ какъ при выходѣ на пристань у всѣхъ пассажировъ спрашивали паспорта, какового у меня не было. Чтобы обойти это препятствіе, я, съ разрѣшенія знакомаго капитана, остался ночевать на пароходѣ.

На слѣдующее утро я отправился въ городъ. Избирая для своего побѣга путь на востокъ, я, между прочимъ, имѣлъ въ виду, хотя бы отчасти, познакомиться съ этимъ краемъ, начавшимъ очень быстро развиваться, особенно съ проведеніемъ уссурійской желѣзной дороги: тамъ деревни росли, какъ грибы послѣ дождя, и нѣкоторыя изъ нихъ вскорѣ принимали довольно большіе размѣры. Такъ, Хабаровка изъ незначительной деревни въ нѣсколько лѣтъ превратилась въ городъ Хабаровскъ, ставшій резиденціей Пріамурскаго ген.-губернатора.

Мѣстоположеніе этого города, расположеннаго на высокомъ и крутомъ утесѣ, омываемомъ двумя громадными рѣками — Амуромъ и впадающимъ въ него здѣсь Уссури, — чрезвычайно живописно. Но самъ городъ Хабаровскъ напоминалъ тогда обширную казарму: большинство построекъ казеннаго типа, а на улицахъ на каждомъ шагу встрѣчались военные. «Благоустройства», какъ и въ большинствѣ нашихъ городовъ, — никакого.

Въ Хабаровскѣ мнѣ указали прекрасный домъ, въ которомъ жилъ Емельяновъ. Видѣться съ нимъ у меня не было никакого желанія; но я узналъ, что въ это время онъ состоялъ главнымъ управляющимъ у одного изъ самыхъ крупныхъ на Амурѣ винныхъ заводчиковъ — Пьянкова. За одно скажу здѣсь, что этотъ Пьянковъ также былъ раньше политическимъ ссыльнымъ: онъ привлекался по процессу 193-хъ, просидѣлъ четыре года въ предварительномъ заключеніи, затѣмъ его сослали административнымъ порядкомъ на сѣверъ Европ. Россіи, откуда онъ вскорѣ бѣжалъ въ Петербургъ. Тамъ, послѣ раздѣленія общества «Земля и Воля», онъ присоединился къ «Черному Передѣлу»; но въ началѣ 1880 года былъ вновь арестованъ въ типографіи этой организаціи и въ 1881 году приговоренъ былъ къ ссылкѣ на житье въ Сибирь. А нынѣ Пьянковъ — крупнѣйшій винный торговецъ! У него, также въ качествѣ управляющаго по водочной части въ г. Николаевскѣ, служилъ другъ Емельянова — Властопуло.

Съ цѣлью ознакомленія съ краемъ, я охотно принялъ предложеніе одного молодого товарища соц.-демократа, случайно попавшаго на крайній востокъ на службу въ качествѣ военнаго врача, заѣхать къ нему въ г. Никольскъ-Уссурійскій. Послѣдній всего за годъ передъ тѣмъ былъ переименованъ изъ деревни въ городъ. Какъ и другія населенныя мѣста этого края, г. Никольскъ-Уссурійскій кишѣлъ военными, что отчасти объяснялось захватомъ Манчжуріи и дѣлавшимися уже тогда приготовленіями къ войнѣ съ Японіей. Наше правительство заранѣе стягивало туда массу войскъ и превращало этотъ край какъ бы въ военный лагерь.

Проживъ сутки въ г. Никольскъ-Уссурійскѣ, и затеревши, такимъ образомъ, слѣды, я отправился во Владивостокъ по желѣзной дорогѣ, въ сопровожденіи этого военнаго врача, ѣхавшаго вмѣстѣ со своимъ деньщикомъ. Такая компанія была, конечно, очень выгодна для меня. Мы также вмѣстѣ остановились въ гостинницѣ, гдѣ, понятно, въ виду погоновъ моего компаніона, не требовали, чтобы я прописался.

Владивостокъ — прелестный портовый городокъ съ тридцатью тысячами жителей, которому многіе тогда предсказывали блестящую будущность, что послѣ настоящей войны съ Японіей едва ли оправдается. Мѣстоположеніе его прекрасное, а по благоустройству онъ превосходилъ не только сибирскіе, но и многіе русскіе города.

Я прожилъ во Владивостокѣ три дня, пока налаживалось дѣло съ моимъ отъѣздомъ. Но вотъ наступила послѣдняя ночь моего пребыванія въ Сибири, Я провелъ ее почти совсѣмъ безъ сна: къ мысли о предстоявшей утромъ, разлукѣ со всѣмъ, къ чему я уже успѣлъ привыкнуть за многіе годы пребыванія въ ссылкѣ, присоединялось вполнѣ естественное опасеніе относительно исхода предпринятаго мною бѣгства. Въ моей жизни всякія случайности и неожиданности столько разъ жестоко разбивали мои планы и надежды, что и въ данномъ случаѣ я не могъ быть увѣреннымъ въ благополучномъ исходѣ задуманнаго побѣга, а вновь очутиться, вмѣсто свободныхъ странъ, въ ссылкѣ, мнѣ, конечно, вовсе не хотѣлось.

Все, однако, сошло вполнѣ удачно, и утромъ я сѣлъ на японское судно, уходившее въ Нагасаки. Но, странная вещь! Когда, снявъ якорь, пароходъ сталъ отчаливать, и мнѣ не угрожала болѣе никакая опасность, я почувствовалъ неимовѣрную грусть, — словно я покидалъ не мѣсто ссылки и страданій, а родной край: человѣкъ, дѣйствительно, ко всему привыкаетъ, даже къ кандаламъ и къ неволѣ…

ГЛАВА XXXIII Завершеніе кругосвѣтнаго путешествія