16 лѣтъ въ Сибири

Начавшись въ Благовѣщенскѣ, избіенія безоружныхъ китайцевъ и манчжуръ совершались затѣмъ, по прямымъ приказаніямъ властей, также и во многихъ другихъ мѣстахъ Амурской области. Обширныя пространства, населенныя китайскими подданными, подвергались полному опустошенію. Такъ, недалеко отъ Благовѣщенска, на, такъ называемой, «территоріи зазейскихъ манчжуръ», было 68 деревень, имѣвшихъ болѣе 20.000 жителей. Тамъ всѣ фанзы (избы) истреблены были огнемъ, населеніе было частью перетоплено, частью перебито варварскимъ образомъ, имущество ихъ разграблено, скотъ угнанъ. Все это произвели сосѣди убитыхъ, русскіе крестьяне. Приведу лично мною слышанные разсказы.

Въ одной изъ этихъ деревень — въ Алимѣ, нѣсколько десятковъ манчжуръ, увидѣвъ пришедшихъ вооруженныхъ русскихъ крестьянъ, начавшихъ все предавать пламени, спряталась въ одной фанзѣ. Руководившій этимъ нападеніемъ староста велѣлъ поджечь ее. Дымъ и пламя заставили вскорѣ несчастныхъ искать спасеніе въ бѣгствѣ. Когда они по одному начали выскакивать въ окно, то собравшіеся возлѣ него крестьяне тутъ же ихъ убивали. Староста спокойнымъ тономъ разсказывалъ, что онъ одинъ «положилъ на мѣстѣ шестьдесятъ тварей».

Въ другой деревнѣ толпа нашихъ крестьянъ пригнала нѣсколько десятковъ манчжуръ къ обрыву и сбросила ихъ въ пропасть; затѣмъ, спустившись въ нее добила раненыхъ. Разсказывая спокойно о столь невѣроятныхъ жестокостяхъ надъ безоружными и мирными сосѣдями, иной крестьянинъ прибавлялъ: «вотъ и мнѣ привелось послужить царю и отечеству».

Люди, чувствующіе вообще жалость къ животнымъ, въ описываемые дни не испытывали ея даже къ старикамъ, больнымъ и младенцамъ. Такъ крестьянинъ, увидѣлъ лежавшую на полѣ въ лужѣ крови манчжурку, возлѣ которой барахтался и кричалъ грудной младенецъ, тщетно искавшій грудь матери. Когда, возвратившись домой, онъ разсказалъ своей семьѣ объ этой ужасной сценѣ, домочадцы стали упрекать его, зачѣмъ онъ «не прикончилъ младенца».

Аналогичныхъ и, несомнѣнно, еще болѣе вопіющихъ фактовъ, было безчисленное количество во время, такъ называемой, «русско-китайской войны». Наши войска, двигаясь впередъ по Манчжуріи, не только все на своемъ пути предавали огню, но также безжалостно убивали женщинъ, дѣтей, стариковъ и прикалывали изнасилованныхъ ими малолѣтнихъ дѣвочекъ. Даже нѣкоторые офицеры съ ужасомъ вспоминали потомъ о кровожадныхъ инстинктахъ, проявленныхъ многими нашими солдатами, во время этой войны съ безоружными и неоказывавшими нималѣйшаго сопротивленія жителями Манчжуріи. Богатую и густо населенную провинцію ген. Рененкампфъ и другіе русскіе военоначальники въ нѣсколько недѣль превратили мѣстами въ безплодную пустыню, въ которой торчали лишь обгорѣлыя фанзы и гдѣ долгое время хищныя животныя пожирали многочисленные трупы.

Возмутительнѣйшія избіенія тысячъ невинныхъ людей производили лишь на очень немногихъ интеллигентныхъ людей отталкивающее впечатлѣніе. Но и эти немногіе почти ничего не могли предпринять для защиты избиваемыхъ: въ мѣстной прессѣ запрещено было что-либо упоминать объ этихъ ужасахъ, а въ столичныхъ органахъ печати появились лишь глухіе о нихъ намеки.

Какъ и нѣкоторымъ другимъ, мнѣ, послѣ всего вышеописаннаго, стало крайне тяжело жить въ Благовѣщенскѣ, въ которомъ каждая улица и чуть ли не каждый домъ напоминали о массѣ убитыхъ и ограбленныхъ. Тотчасъ послѣ прекращенія бомбардировки я рѣшилъ уѣхать. Но первоначально я думалъ только перекочевать въ бойкій портовый городъ Владивостокъ и терпѣливо ждать тамъ наступленія законнаго срока для полученія права выѣзда изъ Сибири, а до этого оставалось еще лѣтъ пять-шесть. Чѣмъ болѣе, однако, приближался этотъ моментъ, тѣмъ сильнѣе стало разбирать меня нетерпѣніе, и я все чаще и чаще возвращался къ мысли о побѣгѣ. При этомъ у меня возникали вполнѣ естественныя въ подобныхъ случаяхъ сомнѣнія, стоитъ ли рисковать той ограниченной свободой, которую я уже пріобрѣлъ шестнадцати-лѣтнимъ пребываніемъ въ тюрьмахъ и въ Сибири? По зимой я покончилъ съ колебаніями, рѣшивъ, какъ говорится, сжечь за собою корабли.

* * *

Обстоятельства сложились для меня благопріятно: я легко нашелъ необходимую поддержку, и, съ открытіемъ навигаціи, въ апрѣлѣ 1901 года мнѣ удалось сѣсть на частный пароходъ, уходившій въ Хабаровскъ. Но въ тотъ самый моментъ, когда я пришелъ, конечно, безъ вещей, на бортъ его, туда же явился помощникъ пристава, у котораго я находился подъ надзоромъ. Первая мысль моя была, что планъ моего побѣга открытъ, и я сильно встревожился. Вскорѣ, однако, оказалось, что помощникъ просто пришелъ проводить какихъ-то своихъ знакомыхъ, уѣзжавшихъ съ этимъ же пароходомъ. Ему, повидимому, не приходило въ голову, чтобы я убѣгалъ, такъ сказать, на виду у полиціи, и мое пребываніе на пароходѣ онъ, вѣроятно, объяснялъ себѣ также намѣреніемъ проводить уѣзжавшаго знакомаго, что намъ, конечно, не запрещалось. Затѣмъ я постарался, чтобы онъ потерялъ меня изъ виду и, слѣдовательно, предположилъ, что я вернулся обратно домой.