Второй хлев, куда однажды в возрасте четырнадцати лет она пошла кормить овец.
Стоял март, было ужасно холодно. Снег шел каждый день, поля завалило сугробами. На ферме готовились к рождению ягнят. Почти всех овец разместили вплотную в трех загонах, для остальных соорудили наружный вольер из металлической сетки. По ночам ворота в нем запирали. Здесь снег надолго не задерживался, он оседал на крышах, таял от тепла овечьих тел, однако животные все равно погибали от холода, случались выкидыши. Численность стада шла на убыль.
Братьев и сестер у Ребекки не было, мать остановилась на одном ребенке.
Как-то утром девочка вышла на улицу, думая, что хлев уже открыт. Она собиралась разбить корочку льда в ведрах с водой, наполнить кормом корыта. Ребекка спешила вырваться из дома. Двери хлева, однако, были закрыты. Еще не рассвело. Внутри, под ржавой металлической крышей, старые обваливающиеся коридоры переплетались в лабиринт.
Отец внимательно смотрел на овец в уличном загоне. Услышав шаги Ребекки, он обернулся и приложил палец к губам.
Она подошла ближе и оперлась на металлическое ограждение. Через пару мгновений девочка увидела, что привлекло внимание отца.
Среди сотни втиснутых в загон овец стояло другое животное, чуть выше остальных.
Его присутствие беспокоило овец, и они пытались держаться от него подальше. Существо замерло и глядело прямо на заметивших его людей.
Это был олененок. На месте двух выпуклостей на его голове однажды появятся рога.
– Месяцев шесть, не больше, – прошептал отец.
– Что… – Ребекка помолчала и спросила чуть тише: – Что нам делать?
– Его мать наверняка где-то неподалеку. Если еще жива.
Сбоку от девочки с забора упала глыба снега. Она не вздрогнула, а лишь повела плечами.
– И что мы теперь…
– Ты уже спрашивала. Хватит твердить одно и то же, Бекка.
– Но ты…
– Что? – Отец посмотрел на нее, приподняв брови. – Что еще?
– Ты не ответил на мой вопрос, – пробормотала она. – Поэтому я и спросила еще раз.
Он скривился и перевел взгляд на олененка.
– Как он попал сюда, а? Что думаешь?
Ребекка глянула на оленя, затем на дверь хлева.
– Может, мы заперли его тут с вечера?
Отец покачал головой.
– Или он уже был здесь? Наверное, спрятался за…
– Нет, – перебил фермер.
После этого они надолго замолчали. Сбитая с толку, Ребекка отошла от заграждения, решив осмотреть хлев. Зашагав по направлению к дому, она остановилась перед выходом – где же олененок мог пролезть? Потом обратила внимание на хлипкую внешнюю дверь, через которую сама только что зашла в хлев. Ребекка была уверена, что вчера ее запирала.
Девочка повернулась к отцу и увидела, что тот внимательно на нее смотрит.
– Так же, как и мы. – Ребекка снова подошла к воротам. – Он попал сюда через дверь.
Отец кивнул.
– Но… зачем? Он перепрыгнул через ворота и попал в огороженный проход. Зачем лезть в загон к овцам? Почему просто не остаться в хлеву? Неужели он не испугался?
Олененок немного успокоился, но не сводил взгляда с Ребекки и ее отца.
– Ему было холодно и одиноко, – сказал фермер. – Это и толкает животных на такие поступки.
– Что ты собираешься с ним делать?
– Здесь ему оставаться нельзя.
– Почему?
– Мало ли, чем он болен. Дикие животные разносят всякую заразу. – Отец вздохнул и взглянул на дочь. – Пойдем обратно в дом, выпьем чаю.
– Но мы же еще не покормили овец.
– Ничего, потерпят.
Два дня назад мать Ребекки заставила ее раздеться. Девочка не завела пса на ночь в дом. Она постоянно все забывала.
– Мама, не надо…
– Пожалуйста, мам…
– Мне очень жаль…
Мать ушла в хлев, и через несколько секунд из свернутого кольцами шланга потекла вода.
Ребекка стояла на ветру без кофты и без штанов.
Ее трясло, а мать все не возвращалась.
Вода подбиралась к ее босым ногам.
– Нет, нет, нет, нет… – забормотала девочка. – Нет, нет…
Она дрожала и плакала, а матери все не было.
Мимо время от времени проезжали машины, но никто не остановился. До самого горизонта тянулись поля, по которым ползли тени облаков, сменяемые лучами света.
Вода залила ее стопы, и Ребекка обмочилась. По всему телу прошла неудержимая дрожь.
Никто не выключил воду, однако из шланга, который понемногу разматывался, ее тоже не окатили. Девочка тряслась и рыдала, обхватив себя руками, но не могла пошевелиться. И потом еще долгие месяцы Ребекка не могла понять, почему она не сдвинулась с места, почему позволила сделать с собой такое.
Об этом случае они никогда не говорили. Одобрил ли отец наказание? Знал ли вообще о том, что задумала его жена? Ребекке оставалось только гадать.
Зато потом мать была с ней добра. Какое-то время.