16 лошадей

– Извини. Рассказывай.

– Не хочу.

– Будешь дуться?

Саймон отвернулся.

– Ну хватит, я просто пошутил. Расскажи, что за сон.

– Нет. Все равно он был какой-то дурацкий.

Дорожный знак сообщал, что до Илмарша осталось двадцать пять миль. Населенные пункты здесь такие разрозненные, словно отрезанные друг от друга. Полчаса езды на автомобиле – это еще недалеко. В Лондоне все совсем по-другому.

Вскоре они проехали мимо «Родной фермы», и свет фар отразился в трепещущих на ветру белых навесах. Их уберут через пару дней, как только окончательно удостоверятся, что в земле не осталось никаких важных улик.

– Как дела в школе? – спросил Алек.

– А можно вернуть радио?

Машина наполнилась тихими голосами, рассказывающими о пробках на дорогах далекого города. Вид за окном не менялся на протяжении многих миль.

– Саймон?

– Да?

С тобой точно все хорошо? Извини, что я от тебя отдалился.

– Что хочешь на ужин?

Сын задумчиво смотрел в окно, и через какое-то время Алек повторил свой вопрос.

– Что, прости?

– Можем купить рыбу с картошкой фри или кебаб, что захочешь…

– Фри подойдет.

Дорога стала ухабистой, ее не ремонтировали уже больше года.

– Я знаю, в чем дело, – вдруг сказал Алек, пытаясь разрядить обстановку. – Это все из-за какой-нибудь девчонки?

– Пап…

– Ха, так и знал! И как ее зовут?

– Нет никакой девчонки.

– Ну конечно. – Он посмотрел в зеркало – кажется, Саймон покраснел. – Встретил ее в той поездке? – Сын не отвечал. – Что ж, надеюсь, ты меня с ней как-нибудь познакомишь.

Если захочешь о чем-то поговоришь, не стесняйся, ладно? Я всегда рядом.

– Мой сон… Мне снилась мама.

Алек тоже иногда видел ее во сне и потом много об этом думал.

Никто о таком не предупреждает, но, когда теряешь человека, на твоих снах это не отражается. Ты по-прежнему видишь его, как будто он все еще здесь. Однако глубоко внутри ты знаешь правду. И мозг, сам не понимая, что творит, показывает тебе ту часть ушедшего человека, что живет в тебе.

Ведь в итоге все мы оставляем друг другу воспоминание, которое складывается из общего опыта, из всего хорошего и плохого, что вы пережили вместе. И это воспоминание, в отличие от самого человека, еще долго не умирает.

– Мне она тоже снится, – отозвался Алек, глядя вперед, на дорогу.

– Знаю.

Дальше они ехали в тишине. До города оставалось еще десять миль.

– В детстве я часто видел один плохой сон, – снова заговорил Алек.

– Кошмар?

– Вроде того.

– И что там было?

– Насколько я помню, это был единственный повторяющийся сон. Странно, правда? И никто не знает, почему так происходит.

Алек свернул с трассы налево.

– Я не сразу понял, что мне снилось.

Одной рукой он нащупал бутылку с водой и сделал глоток.

– В моем сне это выглядело… в общем, это был какой-то черный дом на вершине холма, весь в грязи. Так вот, не знаю, замечал ли ты, но я слишком часто мою руки, а в детстве было еще хуже.

Саймон молчал.

– В детстве я мыл руки по две-три минуты, тщательно оттирал все пальцы, в том числе и под ногтями. С возрастом стало легче, хотя я до сих пор терпеть не могу грязь.

Из-за облаков показалась луна.

– Во сне мы с твоей бабушкой ехали через город, возвращаясь домой то ли от ее подруги, то ли с пляжа… – Алек помолчал, рассматривая знаки на дороге. – Было темно и ужасно холодно, ветер раскачивал ресторанные вывески и сбивал с ног людей, выгуливающих собак… Глупость какая-то. Я смотрел в сторону моря, но ничего там не видел. Городок был вроде нашего, только покрупнее, поухоженнее.

В носу у Алека засвербило, и он громко чихнул.

– Будь здоров, – сказал Саймон.

Алек улыбнулся, и Саймон тоже.

– Интересно, почему мы все так говорим – «будь здоров»? – спросил Алек.

– И откуда это вообще пошло?

– Надо почитать, когда приедем.

Алек зевнул.

– Так что случилось во сне? Ты просто катался по городу с бабушкой?

– Во сне… Как я уже сказал, это был единственный сон, который все время повторялся. Мы ехали в машине, и на вершине холма я увидел здание… полуразрушенное черное здание, высокое такое. Я почти ничего не мог разглядеть, кроме нескольких сохранившихся букв, огромных грязно-белых букв… И при виде этого здания я становился сам не свой. – Алек почесал затылок. – Как только я замечал это здание…

•

Саймон очнулся и почувствовал на щеке что-то влажное. Коснулся лица и, хотя перед глазами все расплывалось, увидел, что рука вся в крови.

Попробовал выпрямиться. Хрустнувший палец пронзило болью.

– Что за… – прохрипел Саймон и сосредоточил взгляд на деревьях перед машиной, залитых светом фар.

Накренившийся автомобиль стоял на месте.

Водительская дверца открыта, отца нет. Спереди сработали подушки безопасности. Из-за них Саймон не заметил, что лобовое стекло все в трещинах и крови.

За окном темно, дороги вблизи не видно. Во время удара Саймона швырнуло вперед – ремень удержал его, но внутри все болело.

Они во что-то врезались.

Саймон распахнул дверцу и вылез наружу.

Издалека доносился едва слышный гул.

– Пап?