Делали мы это так: один из нас вынимает загубник и держит его выше уровня вентиля. В таком положении воздух из шланга вырывается бьющей струей. Двое других высвобождают амфору и приподнимают ее, тогда как первый направляет внутрь струю воздуха из своего акваланга. Теперь амфора на плаву. Она величественно всплывает на поверхность и экспортируется одним из ныряльщиков к кораблю, где ее уже поджидает Ханс с веревкой в руке.
Некоторые амфоры, заполненные мелкими камешками и спрессовавшейся грязью, были очень тяжелы. Однажды я сунул руку внутрь амфоры с намерением выпотрошить оттуда начинку и почувствовал что-то отвратительно скользкое. Потом из грязноватого облачка передо мной показалась мурена. На какой-то миг я решил, что мне конец. Она впилась в меня длинным холодным взглядом, потом метнулась прямо в лицо, но промахнулась и скользнула мимо, в миллиметре от левого уха. Да, это крайне неприятное ощущение, тем более что однажды на моих глазах пойманная мурена отгрызла кусок двухдюймовой палки, подобно тому как человек расправляется с сырой морковью. После этого я всегда наклонял амфору, прежде чем сунуть туда руку.
Осьминоги также весьма частые обитатели этих кувшинов. Одного из них я заставил позировать перед кинокамерой Ли, выпустив его на волю, а точнее, сам выпутываясь из его цепких объятий. В последний момент он выпустил облако чернил. Тогда я снова поймал его, уже безвредного, и сунул в мешок, чтобы потом подшутить над нашими дамами.
Одна из найденных в тот день амфор была необычно изысканна по форме, но с отбитым дном. Мы решили поднять ее на веревке. Но тут маленький осьминог, обитавший внутри амфоры, попытался улизнуть через дыру в днище. Низ сосуда оставался под водой, но, пока мне принесли камеру, этот сорванец воспользовался черным ходом и был таков.
Мы зарисовали положение амфор на дне, но, разумеется, без насосов нечего было и думать о том, чтобы откачать ил, поэтому нам достались лишь те из них, что находились на палубе затонувшего корабля. Смеркалось, когда началось третье за этот день погружение. На этот раз мы нашли блюдо с примитивным рисунком и кусок греческой вазы с надписями на одной стороне.
Позже к нам подплыли рыбаки. Один показал золотую монету, найденную в амфоре, но, как я ни уговаривал его, он не пожелал с ней расстаться. Другие рассказали нам, что» это место было когда-то излюбленным убежищем пиратских судов и что на дне гавани лежит много затонувших кораблей, но все же их гораздо больше в бухте, в трех милях к северу. Что же, в наши намерения входило осмотреть и все близлежащие заливы и бухты.
Темнота опустилась на море. По-братски разделив спальные мешки, мы разлеглись под теплыми звездами, после чего палуба стала похожа на платформу лондонской подземки во время воздушного налета.
Жужжание бесчисленных ос было нашей песнью пробуждения на следующее утро.
— Если оставить их в покое, они ни за что не тронут! — посоветовал корабельный мудрец Ханс и в ту же секунду подскочил на стуле, залив чаем весь стол. Я хохотнул в кулак, а другие бестактно рассмеялись прямо ему в лицо. Но хорошо смеется тот… Словом, через час все мы были немилосердно изжалены осами.
— Эти чертовы осы не знают правил, — стонал Ханс. К счастью, мы быстро обнаружили, что именно их привлекало — рыба! Нет, не свежая, а развешанная на палубе для копчения. Ли оперативно сунул рыбину в ведро с водой, и через пару минут двадцать осиных трупов были симметрично разложены на палубе. Несносные маленькие людоеды гибли сотнями, но не подумайте, что это хоть как-то облегчило нашу участь. Нет, в конце концов, нам пришлось отказаться от явно никчемной затеи и поскорее забраться в воду. Первым нырнул Ли, а за ним — марш, марш — быстро попрыгали все остальные. Эта часть гавани была абсолютно пустынна, и я счел за лучшее завести корабль в тот заливчик, где мы провели предыдущую ночь. Внезапно послышался громкий крик Ханса. Он плыл в ялике неподалеку от «Язычника» и вглядывался во что-то на дне через ведро со стеклянным дном.
— Кажется, большой корабль! Метров тридцать в длину и доверху набит великолепными камнями!
— Неужто ты и камни разглядел? — ехидно спросил я.
— Да, клянусь богом, — ответил он совершенно серьезно.