Говоря о «мокром» костюме, я имею в виду плотный облегающий костюм из пенопластика или неопрена. Он надевается или прямо на тело, или поверх шерстяного белья. Вода пропитывает материал и, нагретая теплом вашего тела, образует своеобразную изоляцию от холода. Этот костюм прост и удобен… Если же вода невыносимо холодна, то надевают «сухой» костюм, который, как явствует из названия, вообще не пропускает воду (теоретически). На самом же деле те жизнерадостные типы, что улыбаются вам с журнальных обложек, сидя по горло в обледенелой проруби, надевают и тот и другой костюм. Что же до нас, то мы надевали попросту пару толстых свитеров — не бог весть что, но все-таки греет.
Третий день неустанных погружений у берега Робинзона принес несколько кусков окаменевшего дерева. Мы старательно обозначили это место на карте, но при последующих погружениях обнаружили лишь аккуратную кучку древесного угля, а рядом несколько раковин, не имеющих к ней никакого отношения. Видно, кто-то запасал топливо на зиму, но кто?
После трех недель работы мы решили обсудить свои находки. Бел и я заперлись в каюте, расстелили на столе карту и тщательно перебрали все наши более чем скромные пособия по Эпидавру, как старые, так и новые.
Нельзя сказать, чтобы это нам здорово помогло — все описания касались наземной части города, что отнюдь не удивительно, если учесть, что акваланг — изобретение самых последних лет. А. Д. Эванс, позже сэр Артур Эванс, открывший минойскую цивилизацию[3]
, дал одно из самых исчерпывающих описаний района Эпидавра. Вот что он написал по этому поводу: «Поговаривают, что в соседней бухте Святого Ивана ясно проступают стены римских зданий, погребенных на дне моря, вероятно, вследствие опускания суши».Автор не утруждает себя вопросом, почему же суша здесь опустилась, а упоминание бухты Святого Ивана непонятно, ибо никто здесь и слыхом не слыхал о такой бухте. Или уважаемый автор принял местное произношение Тихая за Святого Ивана, или самое название изменилось до неузнаваемости? Все может быть, тем более что цитируемые строки относятся к 1876 году.
В другой своей книге от 1885 года сэр Артур не пожалел времени и сил на то, что, по-моему, составляет излюбленное занятие всех исследователей старины: доказать, почему он прав, а тот, другой, неправ. Сэр Артур, в частности, не оставляет камня на камне от теорий Моммзена[4]
. И все же будем справедливы. Именно Эванс открыл или, во всяком случае, упомянул мастерскую древнего ювелира, о которой говорится в начале книги. А кроме того, он был великий дока по части старинных монет, гемм, печаток и т. п. С удивительной теплотой пишет он о своих находках на месте древнего Эпидавра и о знаменитом акведуке, который был когда-то основной достопримечательностью римского города. В частности, Эванс утверждает, что несколько пролетов акведука были в целости и сохранности еще в его время и что последнюю опору снесли по случаю приезда императора Франца Иосифа в 1875 году. Эванс настаивает на том, что некоторые улицы в современном Цавтате, несомненно, являются продолжением улиц древнего Эпидавра; он упоминает следы римского кладбища и римские надгробные надписи на прибрежных камнях. Эванс также свидетельствует, что в его время перешеек, соединяющий сушу с двуухим полуостровом, или, если угодно, горлом раскрытого драконьего зева, был около десяти метров шириной. Возможно, самым ценным для нас замечанием Эванса было то, что остатки древнего Эпидавра (кстати, он упоминает город под его латинским именем Эпитаурум) крайне немногочисленны, ибо «скалистый грунт препятствует образованию перегноя, который надежно сохраняет для потомков по крайней мере фундаменты древних сооружений».Другими словами, даже во времена сэра Артура Эванса, то есть почти сто лет и две мировые войны тому назад, на суше оставались лишь крайне скудные следы Эпидавра. А ведь нам досталась подводная часть исследований.
И еще одна мысль в работах сэра Артура, которой мы, наверно, сможем воспользоваться, — это о вероятном направлении греко-римских дорог. Обнаружив их на суше, мы сможем проследить их далее под водой. Что ж, как говорится, поживем — увидим.
О Джордже и крепостных стенах
Мы всегда были не прочь отведать свежей рыбы, хотя, по правде сказать, возможность загарпунить какую-нибудь безобидную рыбешку уже не приводила нас в восторг, как в самые первые дни. Но все хотят есть, и убийство из таких соображений, на мой взгляд, вполне оправданно. Перестав быть удовольствием, охота на рыб по-прежнему требовала умения: неумелый рыбак только отпугивает и калечит морскую живность. У рыб каждой породы есть свои специфические особенности: опыт охотника как раз и заключается в том, чтобы знать, как поведет себя та или иная рыба. Надев акваланг и прихватив французское гарпунное ружье, я заскользил, постепенно снижаясь, к нашим охотничьим угодьям.