1600 лет под водой

Сначала все шло даже лучше, чем мы ожидали. Доктор Фискович, директор Общества охраны исторических памятников Далмации, был готов принять нас и выдать официальное разрешение на проведение экспедиции. На следующее, утро мы помчались в археологический музей, где удивленная секретарша сказала нам на вполне приемлемом французском, что доктор Фискович будет не раньше вечера.

— Как же так, — заворчал Ханс, — нам сказали, что он здесь, и потом вечером у нас уходит паром.

— Я все устрою, — сказала секретарша, — археолог д-р Николаичи покажет вам музей, а тем временем я попытаюсь что-нибудь сделать.

Последующие три часа мы брели за доктором Николаичи и обозревали помутневшими глазами различные археологические реликвии Древней Греции и Рима. Наша экскурсия закончилась у алтаря эпохи раннего христианства, который какой-то турист украсил своим карандашным факсимиле. Зной становился нестерпимым, и я начал серьезно помышлять о том, чтобы вздремнуть в каком-нибудь римском саркофаге.

— Блюда, которые вы видите, устанавливались на могилах. По-видимому, в старину людям было свойственно с легкостью присваивать все, что плохо лежало, поэтому на блюдах сохранилась старинная надпись «просьба не брать с собой», — голос нашего гида монотонно жужжал по-французски.

Ханс, очевидно загипнотизированный видом всех этих редкостей, тихо посапывал, опершись о стеклянную вазу. Я сам присел на амфору и почувствовал, что плыву. Вошла секретарша, разбудив нас стуком двери.

— Все улажено. Доктор Фискович примет вас в восемь тридцать.

Мы поблагодарили нашего гида и вышли.

— Мягкая травка и немного тени — вот все, что мне нужно, — прохрипел Ханс.

В сотне метров от нас был парк — там мы и прилегли под какой-то сосной. В третий раз за сегодня меня уносил поток, и в третий раз неумолимая судьба грубой рукой стряхнула с меня дрему и взглянула в лицо колючими глазами грузного югослава. Ханс был вне себя от ярости — его разбудили безжалостным ударом палки чуть пониже спины. Это был смотритель парка: спать на газонах не разрешалось. На скамьях можно сидеть, но ни в коем случае не лежать и уж тем более не спать. В конце концов мы поплелись на пляж, где и провели все оставшееся время.

Вечером в кабинете, обставленном с большим вкусом, мы встретились с доктором Фисковичем и объяснили ему нашу программу. Мы хотели бы провести несколько пробных погружений в бухте Тихая в Цавтате, сфотографировать некоторые интересующие нас вещи и сделать предварительный план бухты. Затем мы решим, каков будет дальнейший порядок действий. Совершенно естественно, что все находки, представляющие историческую ценность, являются собственностью правительства Югославии, а публикация каких бы то ни было сведений об Эпидавре разрешается только с одобрения археологического музея, представленного доктором Николаичи.

На этом мы и порешили.

Бел встретила нас на ялике.

— Как дела?

— Завтра ныряем, — ответил я, улыбаясь во весь рот, и, поставив ногу на неверный кирпич, повалился головой в лодку.

Глава VI Первые погружения

Я удобно расположился на морском дне, лениво перебирая кучку гравия. И вдруг зеленоватый металлический диск — монета! Если не считать дохлой лошади, это наша первая находка! От волнения я выпустил изо рта загубник[2] и тут же глотнул изрядную порцию цавтатской воды.

Метнувшись к лестнице, я перебросил монету через фальшборт. Все, кто были на палубе, мгновенно сгрудились вокруг Ханса, совершенно забыв обо мне и о том, что мне самому ни за что не взобраться на палубу во всей тяжелой амуниции. Когда я все же совершил этот немыслимый труд, первое, что я увидел, был Ханс, который нежно протирал монету тряпочкой, смоченной в специальном растворе, и что-то вкрадчиво при этом мурлыкал.

_{Следы далекого прошлого близ Цавтата}

— Может быть, мне тоже позволят взглянуть? — прорычал я. Он даже не заметил меня.

— Римская, — мычал он. — Даже силуэт можно различить! — Он круто повернулся ко мне: —Что ж ты стоишь? Марш вниз и тащи сюда все остальное!

— Остальное? О чем ты говоришь? Там только кучка гравия, да и ту я перебрал до последнего камешка.

— Должно же там быть что-нибудь еще!

Ханс был настолько одержим, что не успокоился, пока мы не сделали еще несколько погружений. К счастью, мы нашли римский светильник — римляне ставили такие светильники на могилы своих близких, — и только тогда Ханс немного угомонился. Но и поздно вечером, когда мы сидели в кафе на набережной, потягивая виски, Ханс все еще никак не мог оторвать глаз от бронзовой монетки на столе перед собой.

* * *

Если взглянуть на карту, то сразу же бросается в глаза, что нынешний Цавтат уютно поместился у основания узкой одноименной бухты. Старый же Эпидавр тяготел к северному берегу соседней бухты, называемой в лоциях бухтой Тихой, а по-местному просто Бухтой… Бухта в наши дни несколько больше, чем была когда-то. Местоположение древнего Эпидавра на берегу весьма нетрудно установить; нам же предстояло выяснить расположение той его части, которая оказалась под водой.