Платонов подчеркивал: «Можно без конца удивляться той энергии, которую проявляют эти мелкие поместные миры, предоставленные своим силам, той цепкости, с какой они держатся друг за друга, и той самостоятельности, какой отличаются многие из этих мирков. Весь север и северо-восток Руси находились тогда в состоянии какого-то духовного напряжения и просветления, какое является в массах в моменты великих исторических кризисов. С необыкновенной ясностью и простотой во всех грамотах сказывается одна мысль, долго не дававшаяся земщине, а теперь ставшая достоянием всех и каждого: за веру, родину и общественный порядок необходимо бороться всем и бороться не с одной Литвой, но и со всеми теми, кто не сознает этой необходимости, — с казачеством».
Сознавая весь ужас положения страны, стремясь понять, что и как делать, русские люди начинают с того, что «по примеру Нижнего Новгорода постановляют первое единодушное решение — налагают на всю землю пост, чтобы очистить себя от прошлых грехов».
Вот как описывал в «Истории России» этот беспрецедентный акт Сергей Михайлович Соловьев: «Народ был готов встать как один человек; непрерывный ряд смут и бедствий не сокрушил могучих сил народа, но очистил общество, привел его к сознанию необходимости пожертвовать всем для спасения веры, угрожаемой врагами внешними, и государства, которому грозили враги внутренние, воры. Явились признаки сознания о необходимости нравственного очищения жителей для подвига очищения земли от врагов, признаки того, что народ, не видя никакой внешней помощи, углубился во внутренний, духовный мир свой, чтоб оттуда извлечь средства спасения.
По областям промчалось слово, города переслали друг другу грамоты, где писали, что в Нижнем Новгороде было откровение Божие какому-то благочестивому человеку, именем Григорию; велено ему Божие слово проповедать во всем Российском государстве; говорили, что этот Григорий сподобился страшного видения в полуночи: видел он, как снялась с его дома крыша, и свет великий облистал комнату, куда явились два мужа с проповедию о покаянии, очищении всего государства; во Владимире было также видение. Вследствие этого по совету всей земли Московского государства во всех городах всем православным народом приговорили поститься, от пищи и питья воздержаться три дня даже и с грудными младенцами, и по приговору, по своей воле православные христиане постились: три дня — в понедельник, вторник и среду ничего не ели, не пили, в четверг и пятницу сухо ели. Так при господстве религиозного чувства выразилась в народе мысль о необходимости очищения всей земли, отделения себя от настоящего смутного и оскверненного общественным развратом времени».
Первой скрепой будущего Второго ополчения в августе 1611 года стал «приговор», соглашение между казанцами и нижегородцами.
Возвращавшиеся в Нижний Новгород из-под Москвы дворяне, дети боярские и другие служилые люди рассказывали о разорении Москвы, об убийстве Ляпунова, о неоднозначной роли казаков, о судьбе Смоленска и Новгорода. Нижегородцы на собраниях «начаша мыслити, како бы помощь Московскому государству». В августе, после известия об убийстве Ляпунова, Казань, Нижний и ближайшие к ним «поволские и горные, и луговые» города «сослалися» между собою «на том, чтобы… быти всем в совете и в соединенье и за Московское и за Казанское государство стояти, и друг друга не побивати, и не грабити, и дурна ни над кем не учинити».
«Приговор» явился серьезным предостережением не столько для польско-боярской власти, сколько для правительства Заруцкого — Трубецкого. Два города предупредили, что не потерпят смещения воевод, посланных ими для освобождения Москвы, и не признают назначений, произведенных Заруцким и казаками. Посады усомнились в способности Первого ополчения довести до логического завершения дело избрания царя и заявили, что отвергнут любого государя, посаженного казаками без согласия земли. Постановили не пускать к себе казачьи отряды из таборов.
Любомиров справедливо замечал, что уже «в этой программе резко намечены два существенных пункта: очень определенно выраженное враждебное, пока только оборонительного свойства, отношение земщины к казачеству и ставшему почти чисто казачьим подмосковному правительству и настоятельная необходимость для водворения порядка в стране выбрать государя „всею землею“».
Казанцы, сделав совместно с Нижним этот первый шаг, ушли в тень. Нижегородцы же перешли от слов к делу.
Город, как мы знаем, не имел своего епископа и находился в непосредственном ведении патриарха. И нижегородцы вновь обратились за духовным советом к своему пастору — Гермогену. К патриарху были отправлены спецпосланниками те же бесстрашные Роман (Ратман) Пахомов и Родион Мосеев с «советной челобитной». Неизвестно, сколько раз они смотрели смерти в глаза, прежде чем пробрались в Кремль к Гермогену, с которого поляки сорвали святительские ризы и заточили в Чудов монастырь.