После кончины Нерсеса Шнорали византийский император Мануил Комнин продолжил экуменический диалог с его преемником и племянником Григорием IV (католикос с 1173 по 1193), сближение которого с Константинополем встретило сопротивление монастырей Великой Армении. Тем не менее, в 1179 году Григорий IV созвал в Рум-Кла Собор, задуманный Нерсесом.
Собор в Рум-Кла осудил монофизитов, но вновь подтвердил учение Армянской церкви о соединении Божественной природы и человеческой в единую природу Христа после воплощения.
Впрочем, конец экуменическому диалогу, начатому Нерсесом Шнорали, положили не столько решения Собора, сколько кончина Мануила Комнина в 1180 году. Преемникам императора не будет свойственна та открытость, которая способствовала общению между двумя Церквами. Нетерпимость Константинополя по отношению к Армянской церкви вынудит армян ориентироваться в большей степени на Церковь Рима.
Однако дело Нерсеса Шнорали получит достойного продолжателя в лице его внучатого племянника, тезки и, как и он, святого, Нерсеса Ламбронаци (1153-1198), епископа Тарса. Нерсес родился в 1153 году в семье, принадлежавшей к двум знаменитым армянским родам: со стороны матери — Пахлавуни, со стороны отца — Хетумянов (от которых произойдет следующая царская династия). Еще будучи молодым, он стал священником; его рукоположил дядя матери, Нерсес Шнорали, который дал ему собственное монашеское имя и послал учиться в край Черной Горы, где, помимо армянской монашеской традиции, он мог познакомиться также с традициями греков, латинян и сирийцев.
В 25 лет Нерсес Ламбронаци стал епископом. Его отличали аскетическая и молитвенная жизнь, а также усердные научные занятия. Как знаток многих языков, переводчик, литератор и писатель он оставил глубокий след в литературе серебряного века. Кроме того, он проявил себя как незаурядный дипломат, выполнив ряд поручений киликийского двора.
В 1179 году на Соборе в Рум-Кла, созванном благодаря усилиям покойного Нерсеса Шнорали, Ламбронаци, по заданию католикоса Григория, прочел замечательное
Страстное стремление к единству и открытость по отношению к другим Церквам навлекут на Нерсеса Ламбронаци со стороны некоторых представителей духовенства Великой Армении подозрения и обвинения в неверности традициям Армянской церкви. Защищаясь от этих измышлений, он напишет князю (впоследствии — царю) Левону Великолепному письмо, в котором будет с мужеством и дальновидностью говорить о равном достоинстве всех христианских традиций.
Левон окажет ему поддержку и, чтобы подчеркнуть свое доверие, в 1197 году направит его в Константинополь для продолжения переговоров с императором Алексеем III о возможном объединении двух Церквей. Однако здесь он столкнется с провинциализмом и закрытостью греческого духовенства и переживет тот же горький опыт разочарования, который в конце жизни испытал Нерсес Шнорали. «Переговорив с ними, — напишет Ламбронаци о византийских священнослужителях в отчете князю Левону, — мы нашли их невежественными, грубыми и неотесанными. [...] Уязвленные в своей доброй духовной воле, мы вернулись в смущении и разочаровании в своей разумной надежде».
После этого, на следующий год три требования Рима, касавшиеся исключительно литургических особенностей, должны были показаться Нерсесу приемлемыми. Они были поставлены Римом как условие объединения и последующей коронации Левона. Впрочем, требования латинян приняла лишь группа из 12 епископов, чье согласие Левон вырвал заверением: «Ни о чем не беспокойтесь, я удовольствую их лишь в настоящее время мнимой покорностью».
Как бы там ни было, одобрение епископов в глазах Рима выглядело присоединением всей Армянской церкви к престолу св. Петра, и дорога к коронации была расчищена. Нерсес по этому случаю перевел с латинского на армянский язык обряд помазания на царство, который должен был совершить католикос.
В том же 1198 году Нерсес Ламбронаци скончался.
Францисканцы и доминиканцы в Киликии и в Армении
В Католической церкви в начале XIII века возникли «нищенствующие ордена» — францисканцы и доминиканцы. Они сразу же утвердились в качестве самой жизнеспособной силы в Церкви: два этих ордена не только обновили монашескую жизнь и дали начало широким народным духовным движениям, но и активно занимались проповедью, препятствуя распространению ислама и борясь со всем тем, что латинская Церковь считала ересью.