1812. Год Зверя

«Убить, конечно, не убьет, — подумал я, — у великой княжны Екатерины Павловны сильный характер, но скандал в августейшем семействе случится большой». Я кивал в такт словам императрицы, пока не понимая, в чем заключается ее просьба.

— Саша рассказал мне, — промолвила Мария Федоровна, — что ты теперь прикомандирован к полиции. Ты бы мог задержать эту фройляйн и выслать куда-нибудь вглубь России. В Нижний Новгород или куда-то подальше. Сейчас многих неблагонадежных персон высылают. Это пойдет на пользу. Потом она благополучно вернется, но к этому времени страсти утихнут, принц образумится. К этому времени я и сама успею с ним переговорить.

— Ваше величество, я сделаю все, что в моих силах, — промолвил я, довольный тем, что мне не поручили пырнуть пассию принца ножом. — Но я направляюсь по неотложному делу в Москву, а их высочества, насколько мне известно, теперь пребывают в Ярославле.

Вероятно, Мария Федоровна заметила перемену в моем лице и поспешила объясниться:

— Андрей Васильевич, милый мой друг, я понимаю, просьба моя выглядит недостойной, и я бы не обратилась за помощью по такому случаю, если бы не одно обстоятельство. Катенька на сносях. Со дня на день должна разродиться. И если в такое время до нее дойдут слухи, бог весть, как она переживет^[10].

— Я прекрасно понимаю, ваше величество, и сделаю все, что в моих силах, — в третий раз обещал я.

— Ты поедешь через Тверь. Возможно, ты застанешь их там: Георг часто наведывается в Тверь с инспекциями. И потом, ты можешь отправить надежных людей, — подсказала императрица.

— Не волнуйтесь, ваше величество, мы всё уладим, всё уладим…

— Ты поедешь в Москву, — Мария Федоровна неожиданно перевела разговор на другую тему, — увидишь графа Ростопчина. Он молодец, такой молодец! Но совершенно потерял голову! Ему всюду мерещатся заговоры, шпионы! Он вцепился мертвой хваткой в какого-то купеческого сынишку по имени Верещагин, требует самого сурового наказания! Андрей Васильевич, ты уж там разберись с ним. В Петербурге все уверены, что дело пустяковое! Молодой человек просто попался Ростопчину под горячую руку.

— Непременно, ваше величество, непременно.

Генерал Вилсон прогуливался в парке, заложив руки за спину.

— Моцион пошел на пользу. Я вполне готов к новому обеду: как раз получил приглашение от ее величества Елизаветы Алексеевны, — с гордостью сообщил он.

— В путь! В путь! — с нетерпением воскликнул я.

Из Павловска мы заехали за моим камердинером. По дороге я вкратце объяснил Жану, что нам предстоит изобразить двоих роялистов, сбежавших от революции в Англию, а теперь приветствующих возрождение монархии во Франции, пусть и в лице Наполеона.

— Смотри, не вздумай назвать меня барином! — напутствовал я мосье Каню. — Обращайся ко мне запросто — Ан- дре и все. Для поляка я буду мосье Андре де Волане.

Гостиница представляла собой две большие избы. Мы вошли в сени, соединявшие эти избы, Вилсон повернул на правую половину, и мы оказались в общей зале. Трактирщик с сальными волосами поднял на нас полусонные глаза с надеждой, что мы сей момент растворимся в воздухе и ему не придется прерывать сон.

— Не тревожьтесь. Мы идем к господину Гржиновскому, — успокоил его Вилсон.

Мы направились к лестнице. Трактирщик ленивым взмахом руки послал за нами подростка, а сам вновь погрузился в дремоту. На втором этаже я забрал у полового фонарь:

— Ступай себе. Мы сами знаем номер.

Роберт сунул ему монетку.

Мальчишка поднял на нас глаза, имея намерение отблагодарить нас, но тут дремотная скука накатила и на него, и с потухшим взглядом он потащился вниз.

На небольшом пятачке оказалось четыре двери. Вилсон постучал в крайнюю по левой стороне. Прошло несколько секунд, но никто не ответил.

— Спит, — произнес Роберт и постучал сильнее.

Мы напрасно прождали целую минуту. Нехорошее предчувствие охватило меня. Вилсон поднял руку, чтобы постучать в третий раз. Но я опередил его, попросту толкнув дверь. Она отворилась.

— Жан, постой здесь.

Я поднял фонарь, и мы с Робертом вошли внутрь.

В скромной комнатенке слева находился платяной шкап и железный рукомойник. Справа — узкая кровать. Прямо напротив входа блестел сумеречной синевой прямоугольник окна, выходившего на Невский. Перед окном стоял стол. За ним, уткнувшись лбом в столешницу, сидел постоялец. Из-под его левой лопатки торчала рукоятка ножа.

— Приятный сюрприз! Ничего не скажешь, — промолвил я.

— Скорее! Уходим отсюда! — Вилсон схватил меня за руку.

— Не спеши, — остановил я его. — Пан Гржиновский уже не опасен.

— Я не хочу, чтобы меня застали здесь, — сказал Роберт.

Я осветил пол и увидел засохшую кровь.

— Бежать за убийцей поздно, — заключил я. — Он уже далеко отсюда. Похоже, тот же злодей, что проник в мой дом.

Я приоткрыл дверь, выдал мосье Каню деньги и приказал:

— Жан, ступай вниз и потребуй самого лучшего вина. Оставь хозяину на чай половину стоимости бутылки. Не вздумай прикарманить эти деньги, я проверю!

— Андре! За кого ты меня принимаешь?! — возмутился французишка.