Но. Справедливо будет сказать, что понятия «город» и «провинция» не сводятся только к пространственным и административным границам. «Провинция» и «город» – категории, применимые ко всему, что можно поделить на совершенное, элитарное и несовершенное, «маргинальное». Даже внутри одного человека можно отыскать «город» и «деревню» как два полюса необходимых друг другу сил, рождающих желание совершенствоваться. Завоевывать. Провинциального в большом городе не меньше, чем в деревне, и элитарного – в маленьком городе. И зазнобистого в деревне тоже не меньше: местные князьки, мнящие себя элитой в маленьких городах и селах, более выразительны в отрицательных качествах. И в городах есть свои «деревни» – некая часть несовершенного, цивилизацией забытого, жизнью обделенного…
В нашем поселке волейбол всегда был в почете. Традиция зарубаться на площадке девять на восемнадцать – это мне еще дед рассказывал – была у наших мужиков главным спортивным развлечением. Это стало чем-то вроде церковных ритуалов – духовными скрепами тогдашнего советского общества, деревенской общины. Особенно майскими и июньскими вечерами, когда ночи были белыми, все мужское население после трудов своих собиралось у сельского клуба, где были вкопаны два столба и висела сетка. Играли пятью-шестью командами на вылет до самой ночи, устраивая шумные баталии с кожаным, со шнуровкой сбоку, не очень круглым мячом. Играли все. Какой это был волейбол? Замечательный: веселый, азартный, любимый, родной – народный.
Отец начал брать меня с собой на игры, когда я еще и в школу не ходил. А как подрос, стал ездить с ним и на соревнования: каждый год в райцентре проходила спартакиада, где наши мужики соревновались с другими поселковыми командами. Волейбол у нас тогда в стране был как шахматы: кем бы кто ни был – играть умели все. Два раза в неделю всю осень, зиму и весну наши мужики собирались на состязания в школьном спортивном зале, и батька мой был одним из первых. А позже, когда мой рост достиг нужной высоты, я тоже стал участвовать в этих соревнованиях. Потом играл за район: и в юношеских, и в мужских составах. Мне казалось, что у меня получается очень хорошо, и я не стеснялся мечтать о самых больших высотах.
Но с первых дней учебы в спортивном техникуме я сразу понял, что хоть и играл в волейбол с детства, но все же уровень питерских спортивных школ был совершенно другим в сравнении с провинциальным волейболом. Поэтому при встрече в «теремке», как мы называли наш техникум, с местными волейболистами – преимущественно из клуба «Экран» – сразу осознал весь масштаб пути, по которому мне предстоит пройти, чтобы обрести должный уровень.
А спортсмены, которых я встретил у двери в зал, где проходили занятия волейбольной школы, куда я пришел записываться (в сорока минутах езды на электричке), были волейболистами чуть другого формата, чем «экрановские», городские товарищи по учебе. Здесь занимались представители той самой «золотой лиги», которые именуются «великими» и «элитой элит», – моя любимая провинция.
Представителя такого великого волейбола – воплощенную идею этой игры – я впервые встретил в «теремке» двумя неделями раньше. Это оказался не обыкновенный волейболист – это был феномен, особая порода. Когда ты заглядываешь в горнило идеи и смысла какого-либо явления, в самую его суть, всегда можно обжечься от прямого попадания энергии. Вот и я чуть не обжегся от этого излучения, увидев столп всех смыслов не только волейбола, но и мирового спорта в целом.
Когда я увидел эту воплощенную идею волейбола, быстрым шагом идущую ко мне по двору техникума, то сначала, честно сказать, чуть не разочаровался в спорте вообще: я же только потом понял, в чем тут смысл и тайна, а сначала при приближении этого человека почуял что-то неладное. Но, как ни странно, одновременно с этим ясно как белый день осознал, что вот именно этот экземпляр станет моим товарищем на долгие годы, а может быть, и навсегда. Я с детства притягиваю к себе самый неказистый и внешне неудачный сорт людей. Но именно они впоследствии становятся моими верными друзьями на всю жизнь. И именно в них, как выясняется теперь, я обнаруживаю сокрытую тайну жизни, смысл существования человечества на Земле, да что уж скромничать – смысл всей Вселенной, всего мироздания; что-то совсем рядом с Богом.
– Привет! Я слышал, ты на кафедре спортивных игр в группе сто три? – с ходу спросил незнакомец.
Он произнес это с такой отвратительной дикцией, что мне пришлось едва ли не по губам читать смысл его слов.
– Дай-ка закурить, есть? – продолжал подошедший.
– Нет, – ответил я.
– А-а-а, понятно: некурящий. Я тоже бросаю.
После этого он достал пачку сигарет и закурил.