1914–2014. Европа выходит из истории?

Кризис финансового капитализма обнажил трещины, пошедшие по спроектированному в Маастрихте зданию: рецессия 2009 г. и наскоро разработанные планы по перезапуску экономики привели во многих странах к резкому росту государственных долгов. Именно в этот момент финансовые рынки и рейтинговые агентства, занесенные в черный список после ипотечного кризиса (2007 г.), взяли государства в оборот. Они сосредоточились на слабом звене: странах еврозоны. «Титаник» врезался в айсберг в 2010 г., когда разразился греческий кризис. Европейский саммит, собравшийся 9–10 мая 2010 г., сделал весьма сомнительный выбор, который точно описывает Жан-Люк Грео: он мог бы позволить Греции частично реструктурировать свой государственный долг, разрешив ей временно отказаться от единой валюты и предоставив масштабную финансовую помощь, которая бы смягчила шок от девальвации, необходимой для восстановления экономики. Позже Греция, если бы захотела, смогла бы вернуться в еврозону, конечно, с более низким обменным курсом. Однако это решение показалось вдвойне нецелесообразным, поскольку могло подорвать мифологию единой валюты, отождествляемой с единой Европой, а еще в большей степени потому, что угрожало банкам, которые не смогли бы избавиться от государственных ценных бумаг Греции, не понеся значительных убытков. Европейский саммит предпочел поставить греческому государству финансовую капельницу, потребовав суровых структурных преобразований и заставив расплачиваться по государственным долгам греческих налогоплательщиков. Этот выбор лишь привел к дальнейшему росту госдолга других стран ЕС, которые уже вынуждены были заплатить за спасение банков в 2008 г. и программу перезапуска экономики в 2009 г. Подобное решение, принятое вслепую, стало судьбоносным: оно превратило еврозону в бездонную бочку и стало прообразом для последующих планов по спасению Ирландии, Португалии, Кипра, а затем Испании.

Перепугавшая всех идея, что государство в противоположность тому, что считалось раньше, тоже может «обанкротиться», была использована как предлог, для того чтобы снять банки с мели за счет налогоплательщиков. Еврозону требовалось спасти, чтобы спасти банки, а заодно сохранить миф: нимфу Европу, некогда похищенную на берегах Эллады Зевсом, принявшим обличье быка, нельзя просто взять и «выслать из страны». Затем последовала череда кризисов: Португалия, Ирландия, Испания, Италия, Кипр, снова Греция. Чтобы процентные ставки этих проблемных стран (т. е. ставки, под которые они занимают на финансовых рынках) не взлетели до небес и чтобы такие государства, как Греция, не приостановили выплаты по долгам, другим странам пришлось скинуться! Но не для того, чтобы профинансировать экономику должников, а чтобы поддержать на плаву валютную фикцию, превратившуюся в тотем! При принятии этих решений сохранение сомнительных активов банков стало гораздо более веским мотивом, чем спасение государств, задушенных спекуляцией, или чем будущее молодежи. Жан-Люк Грео говорил, что история с банками стала «для держателей политической легитимности их Мюнхеном».

Каждая спасательная операция сопровождалась планом бюджетной экономии. Шаг за шагом Европу подталкивали к тому, чтобы сокращение долгов стало для нее важнейшим приоритетом. В конце концов сформулированное в Берлине «золотое правило» было зафиксировано на страницах договора. Однако никто, похоже, не обратил внимание на то, что подобный выбор обрекает еврозону на равновесие безработицы и разительно отличает ее от США, Китая и Японии, которые, согласившись на небольшой рост инфляции, сделали ставку на стимулирование экономики. Инфляция – вовсе не главная из опасностей, угрожающих Европе! В 2012 г. она упала до 1,2 %. Экономика погружается в дефляцию, из которой ей будет трудно выбраться.

Даже Великобритания дистанцируется от Евросоюза, поскольку, как объясняет Ирнерио Семинаторе[144], баланс сил внутри ЕС все больше склоняется в пользу Германии, а Соединенное королевство не горит ни малейшим желанием превратиться в одну из ее земель. Как и Чешская Республика, Великобритания отказалась подписать Договор о стабильности, координации и управлении. Япония в отличие от Европы делает ставку не на сокращение долгов, а на рост. Во время визита в Токио в июне 2013 г. президент Франции вынужден был признать, что наша страна вот уже двадцать лет как лишила себя инструментов, которые бы позволили ей проводить политику наращивания денежной массы, аналогичную той, какую ведет С. Абэ. Китай, похоже, также пересматривает свою экономическую модель, слишком ориентированную на экспорт. Он, вероятно, стремится отчасти переключиться на внутренний рынок и создать какие-то формы социальной защиты. В мире, где международный порядок неравноправен, а неравноправие ведет к «иерархическому и природному регулированию экономических и политических отношений», Европа оказывается зажата в тисках «Большой двойки».