1914 год. Начало

В результате немецкие дивизии 27-го корпуса генерала А. фон Макензена атаковали окопавшуюся пехоту 3-го армейского корпуса без артиллерийской подготовки, в густых цепях, шедших на небольшом расстоянии одна за другой и превратившихся в мишень для пулеметов и орудий. Один из артиллерийских дивизионов даже выехал вперед, чтобы поддержать наступление прямой наводкой, и был практически мгновенно расстрелян нашей артиллерией. Его 12 орудий стали трофеями русской пехоты²³⁵. По свидетельству участников боя, противник действовал исключительно упорно²³⁶. Во всяком случае, так было поначалу, однако вскоре стала сказываться усталость: немецкая пехота вступила в бой с марша, находилась в движении почти 24 часа, перенесенные в основном на себе боеприпасы заканчивались. Резко возросло количество выбывших из строя офицеров и унтер-офицеров, пытавшихся вести за собой солдат²³⁷.

После войны офицеры, командовавшие восточнопрусским ландвером, описали огневое действие русской артиллерии как ад, в котором им пришлось получать удары от невидимого противника²³⁸. «Немцы понесли страшные потери, – отметил в дневнике участник боя. – Все поле впереди покрыто их убитыми и ранеными»²³⁹. Потери были серьезными – до 10 тыс. человек. Наступление противника остановилось, а к вечеру он начал беспорядочный отход²⁴⁰. А. фон Макензен вместе со своим штабом лично поскакал к войскам, чтобы остановить отступление, однако сделать этого не смог²⁴¹. К концу боя были разбиты одна русская и четыре германские дивизии. Вместо того чтобы сокрушить русскую армию и отбросить ее, как планировалось, к Неману, немцы вынуждены были отступить²⁴². Постепенно дисциплина среди отступавших была потеряна, и началась паника²⁴³. Нашими войсками были захвачены 12 орудий, 25 зарядных ящиков, три исправных и 10 разбитых пулеметов, 2 тыс. винтовок, в плен попали около тысячи немецких солдат²⁴⁴.

Немцы отходили, прикрываясь интенсивным огнем всех 30 батарей 17-го армейского корпуса. Прибывший в штаб Н. А. Епанчина П. К. Ренненкампф принял решение остановить пехоту на занятых позициях. Войска 1-й армии понесли значительные потери – около 6200 человек, они были чрезвычайно утомлены тяжелым боем, значительная часть скромного снарядного запаса израсходована. При этом была остановлена и конница, что существенно облегчило отход немцев²⁴⁵. Активность русской кавалерии сдерживали и штаб армии, и штаб фронта. Я. Г Жилинский требовал не наносить серьезных повреждений железнодорожным линиям в Восточной Пруссии, которые, по его планам, могли пригодиться в ближайшем будущем войскам его фронта²⁴⁶. В Вержболове, на пограничной станции, русская широкая железнодорожная колея заканчивалась и начиналась узкая немецкая. На перешив дороги под русский стандарт требовались время и значительные усилия, и вся надежда была на то, что удастся использовать существующие пути сообщения и захваченный подвижной состав²⁴⁷. Однако значительных трофеев пока не было, как и времени, и нормально организованного тыла.

Фактически директива штаба фронта привела к тому, что отступавшим не мешали отходить и приводить себя в порядок. Между тем состояние корпуса А. фон Макензена после боя было далеко не блестящим. Энергичные действия кавалерии могли поставить его на грань катастрофы. Когда 9 (22) августа русская пехота получила разрешение двинуться вперед, она встретила по пути все признаки панического отступления. Поле сражения на несколько километров было завалено убитыми и ранеными немецкими солдатами²⁴⁸. «Дорога, по которой она шла, – вспоминал начальник 27-й пехотной дивизии, – была усеяна брошенными ружьями, патронами и предметами снаряжения. Встречались брошенные повозки, нагруженные разным войсковым добром; попадались отсталые как раненые, так и здоровые; около места, где стояли тяжелые орудия, валялись корзиночные лотки с патронами, снаряды и т. п. Вообще были все признаки, свидетельствующие о беспорядочном и поспешном отступлении»²⁴⁹.