1915 год. Апогей

Позиция МВД была легко объяснимой, по положению 1906 г. предполагалось иметь по одному городовому на 400 жителей (то есть пять на населенный пункт в 2 тыс. человек). Укомплектовать городскую полицию по этой весьма скромной норме так и не удалось. Еще хуже дело обстояло с сельской полицией, что объясняло рост частной полиции, иметь которую имели право крупные землевладельцы⁷⁵. Правда, полиция могла быть подкреплена силами Отдельного корпуса жандармов, но в 1913 г. он состоял из 12 тыс. человек (на всю империю), из них 1 тыс. – генералов, штаб– и обер-офицеров⁷⁶. Во время войны корпус жандармов кроме прочих своих обязанностей должен был заниматься контрразведывательной деятельностью и формировать силы полевой жандармерии⁷⁷. Казалось бы, не прошло и трех месяцев после московских событий, доказавших недостаточность сил полиции, и это должно было бы вызвать призывы к ее усилению; к тому же слабость и немногочисленность русской полиции, особенно по сравнению с европейскими стандартами, была очевидна: например, в 1913 г. численность полицейских чинов в Англии и Уэльсе составляла 54 552 человека, в Шотландии – 5859, в Ирландии – 11 844⁷⁸. Плотность полицейского контроля в России при ее расстояниях и населении была явно ниже. И вот теперь Дума предлагала ослабить ее отзывом в армию полицейских кадров.

Кстати, сразу же после революции Временное правительство осуществило на практике предложения А. И. Шингарева. Бывшие городовые и жандармы действительно были дисциплинированными солдатами⁷⁹, но заменившая их милиция не годилась для поддержания порядка. Впрочем, через два с небольшим года А. И. Шингарев получил возможность лично убедиться в опасности ослабления полицейских сил в стране и ее столице. Незадолго до своей гибели он с явным осуждением вспоминал слова П. А. Столыпина, сказанные в ответ на заступничество в пользу осужденных военно-полевым судом крестьян, убивших помещика по «политическим причинам»: «Вы не знаете, за кого Вы заступаетесь, это обезумевшие звери, которых можно держать только ужасом. Если их выпустить на свободу, они перережут всех: и меня, и Вас, и всех, кто носит пиджак»⁸⁰.

А. И. Шингарев был случайным человеком в большой политике. «Впечатлительный, быстро овладевающий всяким новым делом, – вспоминал его коллега по партии, – он не имел никакой определенной склонности и не проявлял специфического дарования в какой-либо отдельной области. Общественная медицина, аграрный вопрос, военно-морские дела, финансы, продовольствие – всем этим он занимался одинаково успешно, всем одинаковым усердием»⁸¹. Работал он действительно усердно, хотя более усердно, чем успешно. Через полгода после его трагической смерти В. Д. Набоков дал блестящую характеристику этому человеку, которая уместна не только при анализе его предложений в Думе летом 1915 г.: «…Шингарев всю жизнь оставался, по существу, тем, чем он должен был оставаться при более нормальных условиях: русским интеллигентом, представителем третьего элемента, очень способным, очень трудолюбивым, с горячим сердцем и высоким строем души, с кристально-чистыми побуждениями, чрезвычайно обаятельным и симпатичным как человек, но, в конце концов, «рассчитанным» не на государственный, а на губернский или уездный масштаб. Совершенно случайно он сделался финансистом. Благодаря своему таланту и трудолюбию он в этой области настолько освоился, что мог удачно выступать на думской трибуне и одерживать победы. Но настоящим знатокам – теоретикам и практикам он совершенно не мог импонировать. Слишком очевидны были его дилетантизм, слабая подготовка, ограниченный кругозор»⁸².

Эти последние качества он демонстрировал с думской трибуны и в военной области. Впрочем, его дилетантизм и ограниченный кругозор делали его весьма удобной фигурой для лидера партии. Как правильно заметил М. М. Винавер – человек, которого никак нельзя упрекнуть в недоброжелательном отношении к А. И. Шинагареву: «В области идей, философски-политических и даже практически-государственных, не было у него самостоятельности; он проникался глубокими идеями того сильного человека, за которым следовал, и с искренним убеждением и особенным пафосом их проповедовал»⁸³. Сильным человеком в партии кадетов был П. Н. Милюков. Коллега А. И. Шингарева со знанием дела (правда, уже в эмиграции) отмечал: «Витте отказывался видеть в интеллигенции подлинных представителей России и даже выразителей ее воли. Россия на них совсем непохожа. Но что хуже – страна за ними пойдет. Против демагогии страна беззащитна; она не сумеет устоять против громких фраз и легкомысленных обещаний. В самом интеллигентском слое особенный успех будут иметь люди не жизни и опыта, а пера и слова»⁸⁴.