1915 год. Апогей

26 августа (8 сентября) в Казанском соборе столицы было проведено торжественное богослужение с молитвой о даровании победы новому главковерху, и на этом, пожалуй, формальная часть смены Верховного командования была завершена¹⁵⁹. Для офицерского корпуса эта перемена, по словам В. И. Гурко, была неожиданной, хотя слухи о ней ходили уже давно, к тому же еще в начале войны было объявлено, что назначение Николая Николаевича (младшего) носит временный характер¹⁶⁰. О подобной реакции офицерского корпуса упоминал и А. Нокс, свидетельство которого особенно важно, потому что по роду своей деятельности этот английский офицер много времени проводил с войсками, среди простого фронтового офицерства, по его словам, высоко ценившего великого князя «как честного человека, который стоял в стороне от придворной интриги»¹⁶¹.

Примерно так же были настроены и офицеры Генерального штаба. Они опасались, что с назначением императора возрастет влияние безответственных лиц на принятие решений в Ставке. Николай Николаевич таких опасений не вызывал и пользовался всеобщим уважением¹⁶². Примерно о том же говорит и Г И. Шавельский: «Армия, таким образом, теряла любимого старого главнокомандующего, не приобретая нового»¹⁶³. Интересно, что стойкие сторонники Николая Николаевича, видевшие его слабость и неумение держать в руках даже себя, не говоря уже о фронте в тяжелое время, совпадали в своих оценках с мнением противников. «На пути к победе мы сделали большой шаг вперед, – вспоминал Э. Людендорф. – Сильный волей великий князь был отстранен. Царь встал во главе войск»¹⁶⁴.

Воля великого князя, как и близость Германии к победе в сентябре 1915 г. были явно преувеличены. Завышены были и другие ожидания, имевшие место прежде всего в Могилеве. Г И. Шавельский упоминал о том, что в Ставке даже ходили слухи о возможности бунтов в армии из-за увольнения великого князя¹⁶⁵. То же отмечал и другой «николаевец» – А. Д. Бубнов: «В душах многих зародился, во имя блага России, глубокий протест и, пожелай Великий Князь принять в этот момент какое-либо крайнее решение, мы все, а также и армия, последовали бы за ним»¹⁶⁶. На фоне этого неудивительна следующая запись в дневнике Дж. Генбери-Вилльямса от 19 сентября 1915 г.: «Смена командования, кажется, проходит более или менее спокойно, но волнение может подняться в любой момент»¹⁶⁷. Настроения старой Ставки эти слова передают точно. Характерно, что британский посол придерживался другого мнения. Дж. Бьюкенен был уверен, что смена командования будет благоприятно воспринята народом¹⁶⁸. Напряженная атмосфера в Ставке после 25 августа (6 сентября) несколько разрядилась.

«После отъезда Великого Князя, – вспоминал А. И. Спиридович, – стало как-то легче. Как будто разрядилась гроза. Кто знал истинный смысл совершившегося, крестились. Был предупрежден государственный переворот, предотвращена государственная катастрофа»¹⁶⁹. Впрочем, в основном эмоционально все воспринималось только в Могилеве. Несмотря на ожидания сторонников и опасения противников, никаких волнений в армии и стране перемещение Николая Николаевича (младшего) так и не вызвало. Все было гораздо проще и прозаичнее. Во всяком случае, любовь к бывшему Верховному была явно преувеличена. «Прокричали в резерве «ура!» и проиграли гимн, – вспоминал командир лейб-гвардии Измайловского полка, – но чувство было смешанное и неясное. Великий Князь Николай Николаевич, правда, не оправдал быстро созданную ему репутацию великого стратега, не обнаружив основного условия для этого диплома. Ни тени предусмотрительности. Но и Государь как стратег был под большим вопросом. Очевидно настоящим Верховным главнокомандующим становился новый начальник штаба М. В. Алексеев, неизмеримо более к этой роли подготовленный, чем его предшественник, ничтожный и сладкий Янушкевич»¹⁷⁰.

Вряд ли можно говорить и о том, что император в качестве главковерха мог вызвать прилив особого энтузиазма. Во всяком случае, реакция офицерского корпуса на смену Верховного командования отнюдь не была единодушной. Несколько сложнее обстоит дело с позицией солдат, восстановить ее довольно сложно. Из мемуаристов один только великий князь Кирилл Владимирович отметил положительную реакцию солдат на изменение в руководстве вооруженными силами империи: «Принятие Государем Верховного главнокомандования приветствовалось солдатами – на фронте возродилась надежда»¹⁷¹. Безусловно одно – солдату необходима была уверенность в победе, и не все связывали ее с именем императора. «Мощь «легенды» полководца имела искони в России неотразимое влияние»¹⁷². Ее потеря сказывалась самым негативным образом не только на настроении армии, как и немецкие победы – на мораль рядового состава, но, пожалуй, еще больше в тылу. А. Нокс отметил в дневнике услышанное им замечание одного солдата на изменения в Ставке: «Сейчас идет воевать император, потом пойдет императрица, а вслед за ней и все русские женщины»¹⁷³.