1917, или Дни отчаяния

– Ненавижу… – говорит Маргарит Ноэ по-французски, глядя на город. – Ненавижу…

Она несколько раз тихонько всхлипывает, но глаза ее сухи – слез нет.

Ее силуэт за стеклом видит юнкер Смоляков. Он сидит внизу у костра, не сводя глаз с заветного окна.

Кабинет Керенского.

Александр Федорович дремлет на диване. Ноги прикрыты пледом. Рядом с ним – томик Чехова. Рот приоткрыт, он негромко всхрапывает. Но сон неглубок – Керенский вскидывается, обводит пустым взглядом кабинет, лампу под зеленым абажуром на столе и снова проваливается в тревожное беспамятство.

Коридор Зимнего дворца.

По нему идет зевающий Рутенберг в сопровождении командира охраны.

Возле дверей в кабинет Рутенберг останавливается и говорит:

– Прикажете прапорщику разбудить через час.

Смотрит на часы.

– Через час с четвертью. Простите, поручик, падаю.

Кабинет Коновалова.

Он спит прямо за столом, уронив голову на бумаги. За ним застеленный диван, но Коновалов до постели не добрался.

25 октября 1917 года. Дворцовая площадь

Возле костра, поглядывая на окна Зимнего, греются юнкера, среди них и влюбленный Смоляков. Ежатся на холодном осеннем ветру, топчутся с ноги на ногу, приплясывают. Но дует и дует сырой петроградский ветер и от него не спрятаться.

25 октября 1917 года. Николаевский мост

Из машинного зала выглядывает грязный корабельный электрик и говорит товарищу:

– Отсемафорь: все починили, готовы опускать.

Матрос берет в руки сигнальный фонарь и начинает передавать на «Аврору» сообщение.

25 октября 1917 года. Смольный

Во дворце полно народа. Все куда-то целенаправленно двигаются, но выглядит это движение, как полный хаос.

Троцкий, Подвойский, Антонов-Овсеенко о чем-то говорят, стоя у огромного окна в коридоре. Когда Антонов и Подвойский уходят, Троцкий снимает очки и трет глаза и виски.

Идет по коридору, здоровается с Дзержинским, жмет руку Луначарскому. Люди, люди, люди. Накурено. Грязно. Под ногами мокрые опилки.

Вот он проходит в туалет, тут тоже грязно, становится у умывальника и плещет в лицо ледяной водой. Он трясет головой, как мокрый пес – во все стороны летят брызги. Вытирает лицо не совсем свежим носовым платком, надевает очки, потом достает из жилетного кармана скляночку с кокаином и, высыпав щепотку себе на ноготь большого пальца, втягивает – сначала в одну, потом в другую ноздрю. Смотрит в зеркало, вытирает следы порошка под носом и выходит прочь.

По коридору к своему кабинету он идет уже бодрой, летящей походкой. У дверей его ждет помощник.

– Сделайте-ка мне чаю, дружок, – приказывает Троцкий. – Да покрепче…

И исчезает за дверью.

25 октября 1917 года. Улицы Петрограда

По Литейному двигается отряд разношерстно одетых дружинников. На плечах у них новенькие винтовки.

Через только что сведенный Николаевский мост проходит несколько вооруженных отрядов, едут грузовики. Рядом с мостом высится громада «Авроры». Проходящие дружинники машут кораблю руками.

25 октября 1917 года. Главная Телефонная станция

В операторской сидят девушки телефонистки.

Дверь распахивается, и входят вооруженные люди – солдаты, гражданские и матросы.

– Тихо, барышни! – говорит матрос со смешным деревенским чубом, торчащим из-под бескозырки. – Сидим спокойно, продолжаем работать! А кого и с кем соединять, скажем мы! Все понятно?

Старшая смены переглядывается с подчиненными и кивает.

– Вот и отличненько, – подмигивает матрос. – Такие барышни-красавицы! И понятливые! И послушные! Вот закончим революцию, пригласим вас на чай с марципанами!

25 октября 1917 года. Зимний дворец. Кабинет Керенского

В комнату входит адъютант и касается плеча дремлющего Керенского.

– Что? А? Я не сплю! – вскидывается Александр Федорович.

– Офицер связи срочно просится с докладом, товарищ Керенский, Ростовцев.

Керенский трет лицо руками.

– Зовите. И распорядитесь насчет завтрака.

– Где накрывать, Александр Федорович?

– Здесь же и накрывайте…

Входит капитан Ростовцев.

– Товарищ Керенский, связи у нас больше нет.

– Обрыв? – нервно спрашивает Керенский. – Техническая неисправность?

– Скорее всего, взята под контроль Центральная телефонная станция.

– И связи не будет?

– Если только отобьем обратно…

– Благодарю вас, капитан. Отдыхайте, идите…

– Но я…

– Вы офицер связи, а связи теперь нет. Отдохните, капитан, вскоре вы нам понадобитесь в другом качестве.

25 октября 1917 года. Зимний дворец. Спальня Терещенко

Стук в двери.

– Войдите, – говорит Маргарит.

В комнату осторожно заглядывает лакей в ливрее.

– Приказано было разбудить.

Он вносит в комнату поднос с инструментами для бритья и кувшином с горячей водой. В серебряной чашке взбита густая мыльная пена, рядом помазок, бритва, горячее полотенце.

– Михаил Иванович бриться заказывали.

– Идите, – говорит Терещенко. – Я сам.

– Завтрак через сколько накрывать?

– Через двадцать минут.

– Яйца-пашот, как всегда?