1917, или Дни отчаяния

– Мы тоже не ведали, что творим. Боря не ведал, что творил. Ее муж, – подбородок Зинаиды Николаевны указывает на Маргарит, неподвижно сидящую за столом, – не ведал, что творил. Мы все вызывали дух свободы, а вызвали Люцифера. Картавого беса с его помощничками – и прощения за это нам не будет. Какими бы намерениями мы не руководствовались, жить нам теперь в царстве Антихриста.

– Или не жить, – говорит Мережковский.

– Смотри, накаркаешь…

– Он не станет ни за кого вступаться, – произносит Маргарит негромко. – Он – трус.

– Не совсем так, – объясняет Дмитрий Сергеевич. – Он был смелым и убежденным человеком. Но – был. Я не хочу пугать вас, мадемуазель Ноэ, но смутные времена меняют людей больше, чем это можно вообразить. Герой вдруг становится трусом, любящий – предает, враг – оказывается ближе старого друга. На это очень интересно смотреть со стороны…

– Жаль, что досмотреть со стороны пока никому не удалось, – говорит Гиппиус, тяжело садясь на стул.

Если гаснет свет – я ничего не вижу.
Если человек зверь – я его ненавижу.
Если человек хуже зверя – я его убиваю.
Если кончена моя Россия – я умираю.

Голос ее низок, звуки стихотворных строк чеканны.

Петроград раскинулся внизу. Он уже не светится электрическими огнями, как звездный улей. Он сер и тяжел. Огни на нем – отдельные искорки. Нева и каналы разрезают его больное тело. Темен Исаакиевский собор. Давит гнилое небо на гордый шпиль Адмиралтейства. Страшны в сумерках Клодтовы кони.

Ни звезд, ни Бога, ни надежды.

Февраль 1918 года. Петроград. Смольный

По коридору в сопровождении Пьера Дарси и нескольких человек охраны Смольного идет Маргарит Ноэ.

В приемной их не задерживают. Маргарит и Дарси проходят в кабинет, где их ждут Ленин и Троцкий.

– Присаживайтесь, граждане, – предлагает Троцкий, и Маргарит с Дарси садятся с одной стороны длинного стола для совещаний, а Ленин с Троцким – с другой.

Все четверо несколько секунд молчат, а потом Ленин нарушает тишину.

– У вас десять минут.

– Хватит и меньше, – кивает Дарси. – Я присутствую здесь как посредник между мадмуазель Ноэ, гражданской женой Михаила Терещенко, и вами, господа, как представителями советского правительства. Мои рекомендации подтверждены господином Тома, которого вы оба знаете. В настоящий момент я сотрудник французской военной миссии.

– Я представляю, – говорит Маргарит, – интересы моего мужа – Михаила Терещенко и его семьи.

– Превосходно, – Троцкий откидывается в кресле. – Теперь можно приступить к сути вопроса.

– Я прошу вас помиловать и выпустить из заключения моего мужа, министра иностранных дел Временного Правительства, Михаила Ивановича Терещенко.

– Моего предшественника, – улыбается Лев Давидович. – Но, мадемуазель Ноэ, ваш муж – враг советской власти. Последовательный и опасный враг, воевавший с нами с первого и до последнего дня. Наша власть и так отнеслась в вашему супругу лояльно – он до сих пор не расстрелян. Разве этого мало?

– Я благодарна вам за то, что вы сохранили ему жизнь.

– Прекрасно, – говорит Ленин со своим знаменитым грассированием. – Он – жив, вы – счастливы. Предлагаю все так и оставить! Я не вижу оснований для помилования и тем более для освобождения. Враги нашей власти должны сидеть за решеткой, а не создавать нам проблемы.

– Я гарантирую, что сразу после освобождения Михаил Иванович покинет Советскую Россию. Мы собираемся жить во Франции, и в планы нашей семьи не входит заниматься политикой.

– А вы не думали, мадемуазель, – Ленин прищуривается, – что ваш муж должен ответить за совершенные преступления, а не проживать неправедно нажитые капиталы на Лазурном берегу? Ваш муж – одна из заметных фигур правительстве Керенского. Министр финансов, организатор и вдохновитель Займа свободы, последовательный противник мира с Германией. Сколько загубленных жизней на его счету? Сколько крови пролилось из-за его политики?

Ленин вскакивает и колобком прокатывается по кабинету.

– Пролилось благодаря деньгам, что он дал на войну! Ваш муж – мясник, мадемуазель! Он кровавый мясник в глазах всего русского народа! Мало того – он капиталист-эксплуататор!

Короткий палец Ленина чуть ли не тычет Маргарит в лицо. Дарси едва сдерживается, чтобы не оттолкнуть Ульянова.

– Владелец сахарных заводов, беспощадно эксплуатировавший крестьян и рабочих! Ваш муж должен быть расстрелян на Дворцовой площади, как наглядный пример народного возмездия тиранам и кровопийцам!