1917, или Дни отчаяния

– Рада видеть тебя, Мишель!

– Ты здесь?

– А чему ты удивляешься? Я всегда была здесь, просто ты не всегда меня замечал. Разрешишь мне поставить вместе с тобой? По старой памяти?

У нее удивительные глаза: кажется, что они светятся изнутри.

– Конечно.

– Семнадцать и двадцать три! – делает ставку Моник.

Шарик падает на раскрученное колесо и начинает со стуком прыгать.

– Ты прекрасно выглядишь, – говорит Терещенко. – Совершенно не постарела за эти годы…

– Надеюсь, ты не станешь спрашивать, сколько мне лет? – улыбается женщина.

– Не стану. Ты одна?

– Для тебя, милый, я всегда одна…

Шарик останавливается.

– Зеро! Выигрывает казино! – объявляет крупье.

Лопатка собирает фишки.

– Делайте ставки, господа и дамы!

– Семнадцать и двадцать три! – повторяет Терещенко, кидая на сукно новые фишки.

Моник делает то же самое.

Шарик начинает бег.

– А ты? – спрашивает женщина. – Приехал один?

– Не играет роли, – улыбается Мишель. – Мы с тобой столько лет друг друга знаем, что почти женаты…

Он достает из кармана сигареты и закуривает, берет с подноса проходящего мимо официанта два бокала коньяка.

– Выпьешь со мной, Моник? За удачу?

Та кивает.

– За удачу и любовь.

– Зеро! – объявляет крупье. – Выиграло казино! Делайте ставки, господа!

– Семнадцать и двадцать три! – продолжает Терещенко, бросая фишки на сукно.

– Я воздержусь, – говорит Моник, – пока я в плюсах, надо остановиться. Подожду, пока ты оседлаешь удачу.

Она тоже закуривает, наблюдая за Терещенко из-под ресниц.

– Дать тебе фишки? – спрашивает Терещенко. – Возьми!

– Нет, что ты! – улыбается Моник. – Не обижай самостоятельную женщину! Ты волнуешься, Мишель?

– С чего ты взяла?

– Ты бледен. У тебя испарина на лбу…

– Вот черт! – Терещенко достает платок и вытирает взмокший лоб. – Как здесь сегодня жарко!

Шарик останавливается.

– Зеро! – крупье и сам удивлен. – Выигрывает казино!

– Не хочешь поставить на зеро? – спрашивает Моник.

– На четвертый раз? – спрашивает Терещенко со смехом. – Я еще не сошел с ума. Семнадцать и двадцать три!

– Ставки сделаны.

– Удачу надо ломать, – говорит Терещенко с легким раздражением.

– Это уже стоило тебе 600 тысяч франков, а в выигрыше только казино.

– Это ерунда, – Терещенко смотрит на Моник. – Ты ужинала? Составишь мне компанию?

Она качает головой.

– Я не ем по ночам, приходится следить за фигурой.

– А любовью по ночам ты занимаешься?

– Ну конечно же, – воркует Моник. – Чем еще можно заниматься ночью? Или игра, или любовь!

– Зеро! – севшим голосом говорит крупье. – Казино выигрывает!

– Восемьсот тысяч, Мишель… Сегодня не твоя игра. Помнишь, я говорила тебе, что удача имеет свойство заканчиваться? Остановись!

Она встает со своего места и подходит к Михаилу, ее рука накрывает его руку. Это рука глубокой старухи – пергаментная коричневатая кожа, усыпанная пигментными пятнами, артритные суставы. Терещенко поднимает глаза: вблизи лицо Моник – маска из грима, шея морщиниста и только глаза сверкают из-под ресниц.

Михаил Иванович встает, опирается рукой на край стола и бросает на сукно последние фишки.

– Семнадцать, – говорит он хрипло. – И двадцать три.

– Ставки сделаны!

Шарик прыгает по колесу.

Терещенко следит за его бегом, доставая из кармана сигареты. Прикуривает. Трет пальцами левый висок, морщится. Сигарета выпадает из его губ, падая, он делает несколько шагов вдоль стола, пытается выпрямиться и валится на пол.

Воздух наполнен звоном, противным зудом, словно вокруг Мишеля летает тысяча комаров. Свет дрожит. Расплываются контуры предметов. Над ним склоняется Моник.

– Что выпало? – хрипит Терещенко. – Что на этот раз?

Женщина целует его в лоб, закрывая свет.

Терещенко лежит навзничь возле рулеточного стола.

Люди толпятся на некотором расстоянии. Возле тела лишь крупье, начальник службы безопасности, управляющий и местный врач.

– Надо сообщить родственникам, – говорит управляющий. – Это один из наших постоянных клиентов, известнейший человек. «Скорую» вызвали?

– Конечно, – кивает начальник службы безопасности. – И «скорую», и полицию. Едут. Тело надо убрать быстрее, все это производит на публику подавляющее впечатление.

– От чего он умер? – спрашивает управляющий доктора.

– Без вскрытия сказать сложно, но похоже, что сердце не выдержало…

– Он делал крупные ставки, – поясняет крупье, – и все время проигрывал. Миллион с лишним за полчаса. Был бледен, потел, а потом встал и…

– Он был один?

– Совершенно.

– Послушайте, – обращается к сотрудникам управляющий. – Накройте его чем-нибудь! У нас публика разбежится еще до приезда «скорой»…

Терещенко накрывают чехлом от стола.

Из полумрака зала за этим наблюдает Никифоров. Лицо его ровным счетом ничего не выражает. Когда тело Михаила Ивановича исчезает под складками ткани, Никифоров отворачивается и исчезает в толпе.

Он выходит на улицу и идет прочь от казино.

Проходя мимо сточной решетки, приостанавливается и бросает туда металлическую ручку. Потом садится в машину такси, стоящую у тротуара.

– В Ниццу, – говорит он по-французски.