1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

И потом, «Бесы» – элегия. В единственно доступной этому скрежещущему мраку форме Достоевский отпевает себя, людей своей юности и последовавших за ними. Тут и старший Верховенский, и смерть его, благородный уход Ставрогина. Финал «Бесов» равен по скорбной силе «Идиоту». Эпитафия, как же ее не разглядеть? В 1993 году она читается книгой про то, как трудно быть человеком. И как человек отступает от Евангелия к Ветхому Завету, в равной мере оправданно и преступно.

26. Разночинцы представляют мир внутри России. Мыслящее меньшинство. Чернышевский против сверхзадачи, Ленин – за

– У разночинства была такая особенность: мы – меньшинство и в качестве меньшинства обязаны раскачать народную массу. Но меньшинство особенное: мы представительствуем за всю Россию и представляем внутри нее Мир и законы истории. С этой точки зрения Россия – нечто искомое по отношению к нам, поскольку связана с властью. Но Россия и наше поприще, поскольку мы внедряем в нее Мир. Вот на что делает заявку разночинское меньшинство. Империя загоняет его в угол, и оно вынуждено перейти к самообороне.

Чернышевский считал, что к сверхзадаче надо идти поэтапно, сменой политических поколений. Иначе нагрузка, ложащаяся на плечи одного поколения, окажется слишком велика, из «новых людей» она сделает новых рабовладельцев. С этой точки зрения он самого Рахметова корректирует «новыми людьми», и Ленина поначалу это устраивает! Сквозной для Ленина станет проблема начала. То, что он унаследовал от Чернышевского: всякое обновление в России каторжно трудно. Все вопиет против начала перемен – и сила власти, и сила косности социума.

Конечно, Ленин переформулирует задачи разночинства на переводном языке марксизма.

– Это приближает его к сути или отдаляет?

– Приближает, но за счет вытеснения антропологически альтернативных средств. Ленин исключил для себя мысль Чернышевского об уходе ради естественности начала. Ухода как начала для него не бывает в принципе, и ему остается только отсекать: ренегаты, отступники, подлецы, оппортунисты… Перетасовка людей, правда, долго уравновешивалась сохранением способности его ума к самоизменению. Но и этому наступит предел. Однако Ленин, выходящий из Рахметова, не понимает его. У Чернышевского есть одно место, даже странно, зачем он его ввел… По правилам художественного дарования неожиданно: Рахметов берется читать теологию Ньютона. Листает и бормочет себе под нос, что смешение безумства с умом есть во всех событиях без исключения. Вот как тема русской истории вводится Чернышевским – как близость событий к безумству.

Уходя от разночинства, Ленин преодолевает его в ущерб человечности мыслящего движения.

Отклоняя поначалу максимализм, Ленин все-таки пришел к нему. Стихия «Все и сразу» в России взяла верх над попытками Чернышевского образумить безумство. А ведь 1860-е годы так хорошо начинали.

Ну а мы сегодня можем подняться хотя бы на уровень того безумия? Способны ли мы двигаться в осознании столь же глубинной природы наших трудностей?

Часть 4. Рождение харизматического лидера

27. Маркс, Ленин и Чернышевский – экзистенциальный треугольник

– Заново перечитываю Чернышевского, из которого Ленин вышел. «Перепахал» его Чернышевский или не перепахал? Воспоминания об этом Валентинова[48] достоверны, хотя и его произведение странное. Я должен Ленина понять. Один из ключей к пониманию Ульянова, что он человек, которого русский XIX век преследовал по пятам. Внутренне и сквозь всю его жизнь. Единственного среди всех им собранных в партию. И туда, в прошлый век, этот человек перед смертью тянулся.

Тогда шли в судьбу, разбиваясь попарно. Представить духовную биографию Маркса без того, что он провел жизнь в диалоге с Гегелем, невозможно. Моя гипотеза – что Ульянов всю жизнь в диалоге с Рахметовым Чернышевского. У Ленина нет «домарксистского» периода биографии, его сознательная жизнь сразу в паре – Чернышевский и Маркс. Чернышевский стал для Ленина инструментом экзистенциальной настройки Маркса. Русский XIX век помог мне это увидеть.

28. Ленин, потаенный и на виду. Вопрос расплаты

– Вот ситуация – я занимаюсь Лениным. Есть тексты Ленина, где почти нечего открывать, его сочинения, сборники документов и прочее. Все под рукой, но ты должен увидеть его изнутри своими глазами. Нетрудно написать биографию человека, когда изучены главные события его жизни, его мировоззрение, его действия. Но всегда остается нечто, что составляло внутреннюю жизнь. А от Ленина странное ощущение того, что за изъятием сказанного вслух ничего нет.

– Жизнь мысли была, а человеческой жизни не было, и в этом он весь?

– Мысль, про которую никак не скажешь, что это русский Кьеркегор. С другой стороны, его мысль неслыханно сращена со злобой дня.

– В Ленине недостает толщи человеческого содержания?