1918 год: расстрелянное лето

– Таня, после нашего расставания меня сняли с поезда красные. Бросили в тюрьму, где очень сильно избили, после чего… – я выдержал паузу, чтобы придать больше трагизма фразе, – у меня появились провалы в памяти.

– Ты… Ты меня не помнишь?! Нет! Это не может быть!

– Извини, но это так, Таня.

В глазах девушки заблестели слезы.

– Нет! Нет! – она неожиданно замерла. – Погоди! Ты обращался к врачам?!

– Нет. Как-то времени не было. Приехал в Ростов, потом у меня был разговор с твоим отцом, и вот я здесь.

– Вадим! Милый мой! – она бросилась ко мне, прижалась всем телом. – Мы вылечим тебя! Мы поедем за границу. Там отличные врачи. Я буду ухаживать за тобой. У нас все будет хорошо!

Я обнял ее. Она подняла голову, и наши губы слились в поцелуе. Я прислушался к своим ощущениям, но кроме того, что хочу ее как женщину, больше ничего не ощутил. Девушка не меньше моего хотела ласки, жгучих поцелуев. Ее надо было успокоить, вернуть в нормальное состояние. Это несложно было сделать. Пальцы легли на крутые бедра, с силой прижав ее ко мне, а мои губы скользнули по высокой шее вниз. Девушка замерла, потом вздрогнула всем телом, и с ее губ непроизвольно раздался чуть слышный стон. Обычно такая ситуация заканчивается кроватью, но сейчас я не мог этого себе позволить. От неудобной ситуации меня избавил вернувшийся Воскобойников. Увидев красные щеки и сияющие глаза девушки, бывший агент бросил на меня понимающий взгляд и слегка усмехнулся в густые усы. Собрав вещи, мы пошли к двери. Квартира, на которую мы приехали, принадлежала хорошему приятелю Воскобойникова, коллеге по работе, который с семьей уже как три месяца уехал на Северный Кавказ, к родственникам жены. Уезжая, тот попросил присматривать за квартирой Воскобойникова. Не успели мы разложить вещи, как бывший полицейский отправился на вокзал узнать, когда будет ближайший поезд на Ростов.

– Затем еще заеду к своим знакомым, так что часа четыре меня не будет, – при этом он незаметно мне подмигнул.

Не успела за Воскобойниковым закрыться дверь, как мы оказались в спальне. Девушка, уже счастливая от того, что ее Вадим вернулся, а также успокоив себя тем, что лучшие врачи Европы обязательно вылечат ее любимого, отдавалась любовной страсти с бешеной энергией и неуемной фантазией. За полчаса для обозначенного нам Иваном Николаевичем времени мы встали и привели себя в порядок. Поставили чайник и только тут поняли, что квартира не обжита, а значит, продуктов нет. Впрочем, Воскобойников, в отличие от нас, прекрасно об этом помнил. После любовных игр и толики переживаний мы набросились на еду, как голодные звери, под насмешливо-понимающим взглядом бывшего полицейского агента.

Утолив первый голод, мы начали разговор.

– Как вам пирожки? – спросил бывший агент.

– Просто замечательные, Иван Николаевич! – оживленно и радостно воскликнула Таня. – Давно таких не ела! Где покупали?

– В трактире. Это заведение я, почитай, уже лет десять как знаю. Хозяином там Петр Фадеевич Суропин. У него всегда было без обмана. Правда и цены он вздул до безобразия, зато ешь и еще хочется! Все власть большевистская! Чтоб они провалились со своим Лениным! Вы когда-нибудь слышали, чтобы тарелка солянки стоила десять рублей?! При царе-батюшке была всего полтора рубля. Нет, эта власть всех доведет до церковной паперти! Вы меня еще попомните!

– Иван Николаевич, если я вас правильно понял, у нас завтра с отправкой проблем не будет?

– Не должно. Я этого человечка давно знаю. До сих пор не подводил, вот только смотрите, времена какие сейчас настали. Все подлое и злое наверх в душах людей поднялось. Откуда в людях такая душевная подлость берется, скажите мне на милость? – вдруг он неожиданно сменил тему разговора. – Татьяна Владимировна, у вас, как смотрю, глаза слипаются. Устали. Перенервничали?

– Да. Как-то все сразу навалилось… Вот только сейчас вроде отпустило. С вашего разрешения, я вас покину. Пойду, прилягу.

Как только за девушкой закрылась дверь спальни, Воскобойников посмотрел на меня и сказал:

– Мой человечек за свою услугу хочет половину денег вперед получить, а остальные – как сядете в вагон.

Достав свой вещевой мешок, я достал из него несколько золотых монет и деньги, что получил от Ватрушева. Разделил их на две равные части, после чего показал на них рукой и сказал:

– Одна из частей ваша. Выбирайте любую.

Бывший полицейский с явным удовольствием взял золотые монеты, покрутил их между пальцами и с какой-то внутренней тоской сказал:

– Господи, я уже не верю, что мы когда-то будем жить как раньше.

– Может, что и сложится, – неопределенно сказал я.

– Дай Бог. Дай Бог, – бывший полицейский покивал головой, потом положил золотые десятки обратно, а вместо них взял пачку денег со стола и спросил: – Сколько здесь?

– Тринадцать тысяч.

– Бумажки возьму.