1918 год: расстрелянное лето

Отсчитав сколько нужно, Воскобойников положил лишние деньги в буфет, после чего ушел. Я почистил оружие, после чего взялся за чтение газет. Дело уже шло к девяти часам вечера, а Ивана Николаевича все еще не было. К этому времени Таня вышла из спальни, и мы сели с ней пить чай. Я уже пару раз бросал взгляд на часы, при этом стараясь это делать незаметно, чтобы не обеспокоить девушку. Когда, наконец, щелкнул замок, я уже стоял сбоку от двери, сжимая рукоять кольта. Воскобойников, видимо, предвидел мою реакцию, потому что сразу с порога заявил:

– Вадим Андреевич, не волнуйтесь, это свои. Не подстрелите ненароком.

Когда я увидел за его спиной мощную фигуру «казака» Гордея Поддубного, то сразу стало понятно, кого он имел под словом «свои». Вслед за «казаком» в дверь вошел Лыскин.

– Милости прошу, гости дорогие. Заждались мы вас совсем, – съехидничал я, а затем, войдя в гостиную, сказал:

– Татьяна Владимировна, к вам гости.

«Казак» только хмуро на меня покосился, но ничего не сказал, а войдя в гостиную, поздоровался с девушкой:

– Здравствуйте, Татьяна Владимировна.

– Здравствуй, Гордей! Я очень рада тебя видеть! – радостно воскликнула девушка, а потом показала пальчиком на бывшего полицейского. – А этого господина я никогда не видела.

– Разрешите представиться, госпожа Ватрушева. Бывший агент Московского уголовного сыска Василий Петрович Лыскин. Ваш отец нанял меня для вашего поиска.

– Что вы стоите? – засуетился Воскобойников. – Садитесь за стол, чаю попьем, новостями обменяемся.

Во время чаепития выяснилось, что на квартире Воскобойникова чекисты организовали засаду. Он пришел домой, чтобы забрать кое-что из одежды, но перед домом решил осмотреться и заметил слежку. Уже уходя, просто по чистой случайности, Иван Николаевич сумел перехватить направляющихся к нему новых гостей, чье описание было заранее им получено. Эта новость заставила меня задуматься о том, что кто-то весьма умный сумел свести все факты воедино и выстроить верную логическую цепочку. Для меня это оказалось неприятным вариантом развития событий, так как я его даже не рассматривал, вот только на деле все было весьма просто. Я не знал, что после того, как забрали труп ее любовника, Елена Скокина поехала к своей подруге излить горе, а вместо этого обнаружила еще один труп и пустую квартиру. Придя в неистовство, она стала разбрасывать вещи, при этом скинув со стола сборник стихов. Книга упала на пол, раскрылась, и из нее выпала фотография. Девушка, не помня себя от дикой злобы, подскочила к ней, чтобы ее порвать, но стоило ей бросить взгляд на фото, как она замерла от неожиданности. На фото были изображены две фигуры. Таня и… Беклемишев. Точно! Вадим Беклемишев. Она видела его всего один раз, издалека, после того как рассталась с подругой, которая спешила на свидание со своим офицериком. Это он был сегодня у дома Леши. Она задышал часто-часто. Дикая, сокрушительная ненависть словно черной пеленой накрыла ее мозг. «Он украл у меня моего Лешу. Сволочь, тварь белогвардейская! Крыса золотопогонная! С-сука! Не прощу!»

Она глубоко вздохнула и закричала во все горло:

– Убью!!

Она вложила столько ненависти в одно это слово, что оно стало для нее почти клятвой, которую ей надо было выполнить или умереть.

Скокина долго не могла успокоиться, ее тело колотило крупной дрожью, но стоило ей прийти в себя, как она сразу отправилась к командиру красногвардейского отряда Николаю Осокину, третьему участнику их аферы. Высказав ему свои соображения, она дополнила их наглым враньем. По ее словам, Беклемишев не просто приехал за своей любовницей Ватрушевой, а является белогвардейским эмиссаром, присланным от Белого движения на юге, чтобы организовать тут покушения на членов большевистского правительства.

Этого заявления красному командиру вполне хватило, чтобы сразу телефонировать в ЧК. Там серьезно отнеслись к заявлению, тем более что оно было подтверждено двумя трупами, комиссара и бойца из красногвардейского отряда. Сразу была организована засада в квартире Воскобойникова, как человека, возможно сопричастного к Белому движению, а затем сотрудникам была показана фотография белогвардейского эмиссара, после чего они были направлены на вокзалы и пристань.