1918: Весна империи

Да, русская эскадра делает разворот и ложится на обратный курс. Представление закончено. Пока, во всяком случае.

Сэр Джон приказал:

– Отбой боевой тревоги. Я буду у себя.

И пока Кеннеди отдавал приказы и пытался восстановить хоть какое-то подобие порядка, сам адмирал сэр Джон Де Робек шел к своей каюте и думал лишь о том, что ему нужно побыстрее переодеться.

Липкий пот, как казалось ему, пропитал его насквозь…

В небе над Эгейским морем. В виду Дарданелл. 10 мая 1918 года

Когда первая волна эйфории схлынула, командир крикнула:

– Запевай, девчата!!!

И Ольга вновь задорно затянула с того места, где они прервались:

– Рубашонки поскидали,
Сами в речку побежали,
Рубашонки, кума, рубашонки,
Рубашонки, кума, рубашонки.

Их полковой строй вновь приближался к эскадре, на этот раз своей. Они шли довольно низко, так что им прекрасно были видны толпящиеся на палубах моряки, которым, конечно же, было известно о том, что в небе идет женский полк. Так что веселье на палубах творилось еще то. Им махали руками, подбрасывали бескозырки, что-то орали, сигнальщики что-то им яростно семафорили, на палубах отплясывали «Яблочко» – в общем, творилось все то, что обычно творится, когда отступает нервное напряжение, когда моряк видит красивую барышню (да разве могут быть летчицы некрасивыми?!), да и вообще, когда матрос получает возможность показать публике всю удаль свою морскую.

– Где ни взялся вор Игнашка?
Выкрал девичьи рубашки,
Рубашонки, кума, рубашонки.
Рубашонки, кума, рубашонки.
Одна девка не стыдлива,
Из воды вон выходила.
Не стыдлива, кума, не стыдлива,
Выходила, кума, выходила.

Экипаж «Развеселой Стратим», как и другие экипажи, махали с неба руками, сами самолеты покачивали крыльями и всячески отвечали на приветствия снизу.

– Побежала за Игнашкой!
Отдай девичьи рубашки,
Рубашонки, кума, рубашонки
Рубашонки, кума, рубашонки![6]

Но вот и эскадра осталась позади. Схлынула волна веселья. Наступал неизбежный откат, и Галанчикова, понимая, что в такой ситуации экипаж лучше не оставлять наедине со своими мыслями, затянула:

– Сердце красавиц
Склонно к измене
И к перемене,
Как ветер мая.

И девичий хор с восторгом подхватил:

– С нежной улыбкою
В страсти клянутся,
Плачут, смеются,
Вам изменяя.
Вечно смеются,
Вас увлекают
И изменяют
Так же, шутя![7]

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Дворец Единства. Малая каминная. 10 мая 1918 года

Виктор хохотал так, что у меня даже стали возникать опасения на предмет его здоровья. Мало ли, еще удар хватит. Бывали такие случаи. А в мои планы потеря такого союзника не входила.

Спешу налить ему из графина воды. Он трясущимися руками ухватил стакан и выпил. Затем вытащил из кармана платок и вытер глаза.

– И вы все это снимали?!

Киваю.

– Конечно. Ты что, такой материал. К тому же девчонки веселились не хуже тебя, посмотришь потом отснятый материал.

Он выдохнул и вновь уселся в кресле поудобнее.

– Ох, ты редкий затейник все-таки. Такое придумать!

– Кто на что учился.

Тесть не обратил внимания на мою фразу, а ведь я действительно прошел такую школу, которая тут и не снилась никому. Ну, кроме меня, да и то чисто для Маши, чтоб не спалила вдруг что, если начну во сне что-то непотребное бормотать из своего далекого будущего. Так что я сразу создал для жены легенду о пророческих снах и прочих откровениях свыше и валил на это все подряд, что не вписывалось в реалии бытия этого времени. Равно как и о грядущей «испанке», в смысле «американке», я «увидел сон» сильно заранее, а потому мы имели возможность подготовиться. И организационно, и технически, и практически.

И финансово. И по расходам, и по доходам. А они у нас большие. Надо же было как-то дебет с кредитом сводить, верно?

Да и как я бы обосновал приготовления к «американке»? Только через сны и явление Богородицы (прости, Господи, за кощунство, не корысти ради, Сам знаешь).

Виктор меж тем окончательно пришел в себя и подвел итог:

– Что ж, психологическая атака, которая должна продемонстрировать Лондону и их адмиралтейству, что война на море обойдется им слишком дорого, можно сказать, прошла на славу.

– Ну, да. Грубо говоря, мальчики померялись пиписками. Пусть и при помощи девочек.

Виктор хохотнул, а затем, улыбаясь, выразил претензию:

– Но ты мне не сказал про конфетти и фейерверки.

Делаю беспечный жест.

– А, пустое. Так, мелкая шалость. Но весело ведь получилось, не так ли?