1920 год. Советско-польская война

Тем временем п. Тухачевский в расчете на такое взаимодействие не только решается идти вперед, но своим приказом от 8 августа отводит свои войска значительно севернее, обходя главными силами (двумя армиями) даже Варшаву. Создается впечатление, что он избегает взаимодействия, на которое так надеется. Впрочем, в качестве помощи он получит самую северную дивизию 12-й армии (58-ю), которая подходила к Влодаве несколько южнее Бреста. Признаюсь, что как во время самой войны, так и теперь, при ее аналитическом разборе, я не могу избавиться от впечатления, что п. Тухачевский вовсе не рассчитывал на взаимодействие с югом, потому что он поставил себе такую далекую цель, как форсирование Вислы между Плоцком и Модлином, что явствует из его приказа, с которым я смог ознакомиться только сейчас. А достижение такой глубокой цели было бессмысленно связывать и с действиями 12-й армии, робко переминающейся с ноги на ногу у Буга, и с действиями потрепанной армии Буденного, которая в течение нескольких дней после неудачи под Бродами не подавала никаких признаков жизни. Если сосредоточение советских войск под Варшавой (чего, кстати, я ожидал) отодвигало п. Тухачевского от 12-й армии на Буге более чем на 200 километров, то «поход за Вислу» в ее нижнем течении за Варшавой (чего я совсем не ждал) добавлял к этому расстоянию еще добрую сотню километров, превращая в полную иллюзию взаимодействие с оставшейся где-то далеко на востоке 12-й армией. В начале своей работы, характеризуя п. Тухачевского, я говорил, что вижу в нем тип полководца, слишком поглощенного решением только своей задачи и только своими мыслями. Этот тип я называю типом доктринера, для которого наполеоновское «realité des choses» (реальность вещей – фр.) просто не существует. Предполагаю, что и в этом случае п. Тухачевский спокойно оставил без внимания реальную обстановку за южным флангом своих армий и пренебрег грозящей ему опасностью. Второе забвение «realité des choses» выражалось, как мне кажется, в недооценке противника, которого он так часто и в своем воображении, и в своей книжке «давил», «громил» и «рассеивал».

Правда, здесь у него было немалое оправдание. Воюя до сих пор с генералом Шептицким, он дошел до Вислы относительно легко и все попытки сопротивления пресекал практически силами одной 4-й армии. Он сумел сосредоточить против нашей 1-й армии свои превосходящие силы, оставив против остальных наших войск лишь малую часть своих, как будто был совершенно уверен, что с нашей стороны не может быть никакого сюрприза. Но когда п. Тухачевский в своей работе анализирует обстановку, он впадает в странное противоречие. С одной стороны, свято веря в так часто повторяемое «раздавливание», он утверждает, что «это была уже не та армия, с которой нам пришлось сразиться в июле того же года», так как она была полностью деморализована. Кроме того, все наши тылы, оказывается, «были загромождены дезертирами«, а наряду с этим, в возбужденном классовыми отношениями воображении п. Тухачевского, внутри Польши везде что-то «глухо волновалось, клокотало и бурлило». Таким противником можно было пренебречь! Однако п. Тухачевский преувеличенно и не совсем правдиво показывает неслыханно быстрый рост в этот период нашей военной мощи. При этом он добавляет, что, «несмотря на свою молодость и необученность, новые формирования были достаточно боеспособны». Скажу опять, что такие противоречия, явно не соответствующие «realité des choses», могут помещаться только в голове доктринера.