1920 год. Советско-польская война

Результатом раздумий и размышлений п. Тухачевского был приказ, отданный им 8 августа. Его приводит п. Сергеев. Читатель найдет содержание этого приказа на стр. 77–78 брошюры п. Тухачевского. Нам, полякам, этот приказ был неизвестен, и мы были вынуждены лишь строить догадки, основанные на наблюдениях за действиями противника. Недооценка противника прослеживается в этом приказе особенно отчетливо. Пан Тухачевский знал, что именно в Варшаве и ее окрестностях, а сюда я включаю и Модлин, мы сосредоточили крупные силы для обороны столицы. Об этом он пишет на стр. 72 своей брошюры. Несмотря на это, п. Тухачевский направляет к Варшаве и Модлину две свои самые южные армии, а две северные, в том числе самую сильную, 15-ю, бросает в обход Варшавы с приказом форсировать Вислу на участке между Плоцком и Модлином. Иными словами, он совершает маневр, при котором его силы, и без того слишком удаленные от 12-й армии, оставшейся на Буге, рассекаются надвое широкой водной преградой – Вислой. Надо иметь слишком слабое представление о противнике и его боеспособности, чтобы отважиться на такой опасный маневр. Задачу прикрытия этого маневра с юга могла бы выполнять так называемая Мозырская группа, в состав которой, по данным п. Сергеева, входили две дивизии. Этой группе была придана приближающаяся, но все же находящаяся еще слишком далеко 58-я дивизия из состава 12-й армии. Однако в приказе Мозырская группа не получает четкой и ясной задачи на прикрытие маневра, наоборот, п. Тухачевский приказывает ей также выдвигаться к Висле и форсировать ее в районе Демблина.

Повторяю, об этом приказе я ничего не знал. Я только наблюдал за перемещениями советских войск, приближающихся со всех сторон к Варшаве. Но зная, какое большое влияние на исход любой войны оказывает занятие противником столицы, я предполагал, что п. Тухачевский будет стремиться сосредоточить все свои силы для прорыва нашей обороны и взятия Варшавы. Правда, я наблюдал определенные маневры конницы п. Сергеева, не приближающие ее к Варшаве, а направленные строго на запад, но приписывал это замыслу п. Тухачевского отрезать нас от моря, то есть от Гданьска, при помощи какого-то передового отряда конницы при поддержке некоторой части пехоты. В анализе п. Тухачевского такой вариант рассматривается, но, видимо, при отдании приказа он от него отказался, потому что 8 августа он предписывает северной, 4-й армии выставить в направлении на Торунь лишь небольшое прикрытие.

В отношении наших действий у п. Тухачевского есть еще одно странное недоразумение. Он утверждает, что мы вывезли из Восточной Галиции почти все войска, оставив там только украинские формирования Петлюры и генерала Павленко с одной кавалерийской дивизией. Правда, он сам сомневается в этом и уточняет, что кое-какие пехотные дивизии, как осколки нашей армии, там могли еще остаться. Но, одобряя в другом месте эту нашу смелость, он тем самым, как мне кажется, ищет возможность преувеличить собранные против него польские силы и одновременно обвинить своих южных коллег в том, что они не помогли ему во время разгрома под Варшавой. Тем временем дело обстояло совершенно иначе. Из нашей 6-й армии была вывезена только 18-я дивизия и небольшая часть конницы, а 12, 13-я и половина 6-й дивизии остались на месте. Кроме того, туда прибыла 5-я дивизия, сильно потрепанная в боях на севере, и я приказал направить ее во Львов для пополнения и переформирования, так как она в основном состояла из львовян и поляков – жителей Восточной Галиции. Тогда же, когда п. Тухачевский только готовил свой приказ, то есть 6 и 7 августа, против 12-й армии еще стояли мои самые лучшие дивизии – 1-я и 3-я легионеров. Такая обстановка не могла быть неизвестна п. Тухачевскому, и если он мог не заметить прибытие под Варшаву 18-й дивизии, то все остальные изменения в группировке наших войск никак не могли быть учтены в приказе от 8 августа по той простой причине, что они произошли значительно позже. Мои вступительные замечания слишком затянулись, но это оттого, что в обеих главах, посвященных подготовке к варшавской операции, у п. Тухачевского часто бывает очень трудно доискаться исторической правды, так как в них он долго и многословно сокрушается по поводу неудачной операции и приводит множество аргументов и мотивов, не связанных с его мыслями перед отданием приказа 8 августа, а вытекающих из более поздних колебаний, анализов и оценок.