1937. Трагедия Красной Армии

В качестве доказательств к групповому делу сотрудников ЦАКА приобщен акт комиссии от 3 сентября 1939 г. о работе Центрального государственного архива РККА. Допрошенные в ходе дополнительной проверки в 1956 г. члены указанной комиссии Марков, Афанасьев и Зимогорова показали, что вывод комиссии о вредительской деятельности бывших сотрудников архива был сделан необоснованно²⁰⁶. А тогда – в феврале – марте 1940 г., в том числе и на основе этого акта, восемь сотрудников архива были расстреляны, двое осуждены на десять лет.

16 марта 1940 г. Военная коллегия «судила» бывшего первого заместителя наркома ВМФ флагмана флота 2-го ранга П.И. Смирнова-Светловского. Одним из оснований для расстрельного приговора послужили различные справки о состоянии строительства баз флота, складов, учебных заведений, о строительстве торпедных катеров, о вооружении кораблей и т. п. Как показала дополнительная проверка 1956 г., хотя, судя по этим справкам, усматривается наличие ряда недостатков в решении перечисленных вопросов, однако содержащиеся здесь данные не могут служить основанием для вывода о вредительстве со стороны Смирнова-Светловского²⁰⁷.

По свидетельству бывшего сотрудника особого отдела НКВД КБФ Меньшикова, бывший начальник 2-го отделения этого отдела Бабич использовал книги учета аварий кораблей КБФ, выписывал из них соответствующие данные и затем вписывал их в протоколы допроса арестованных военных моряков, выдавая эти данные за доказательства якобы совершенных моряками диверсионных актов²⁰⁸.

Своеобразным приемом фальсификации архивно-следственных дел было приобщение к ним «нужных» для следователей НКВД выписок из показаний лиц, которые не только осуждены, но уже и расстреляны. На ряде таких показаний основывалось, в частности, обвинение бывшего военкома 4-го кавкорпуса дивизионного комиссара Л.И. Бочарова. Когда же он потребовал от следователей дать ему очную ставку с его обвинителями, то руководство Особого отдела ГУГБ НКВД СССР в докладной записке на имя Ворошилова (от 9 сентября 1939 г.) было вынуждено признать, что «провести Бочарову очную ставку с арестованными, изобличающими его, невозможно, ввиду того, что все они осуждены к ВМН – расстрелу и приговор приведен в исполнение»²⁰⁹.

В добывании доказательств «виновности» арестованных подследственных сотрудники особых отделов не стесняли себя абсолютно ничем. В обвинительном заключении по делу бывшего начальника финотдела ЛВО интенданта 1-го ранга И.А. Цюкшо, составленном оперуполномоченным особого отдела Бабкиным еще до осуждения Цюкшо, имелась ссылка на «уличающие» показания С.В. Станкевича. На основании этого обвинительного заключения, постановлением «высшей двойки» Цюкшо был 10 октября 1937 г. заочно осужден к ВМН, а 14 октября расстрелян. А показания от Станкевича были получены только 22 октября 1937 г., т. е. через 8 дней после расстрела Цюкшо на основе этих показаний²¹⁰. Видно, этот особист Бабкин был большой аккуратист и не жалел усилий, чтобы порученное ему дело было «в ажуре», хотя бы и ценою явного подлога.

Начальник политуправления Забайкальского военного округа бригадный комиссар Н.Н. Гребенник (1898 г. р., член ВКП(б) с 1917 г.) был арестован 6 декабря 1937 г. Одно из вмененных ему «преступлений» состояло в том, будто бы он лично завербовал в контрреволюционную организацию неких Малиновского, Безобразова и Жданова. По делу они не допрашивались, имя и отчество их не известно и когда в ходе дополнительной проверки в 1958 г. попытались их отыскать, то личность их установить не удалось. А тогда, 2 октября 1938 г., Военной коллегией бригадный комиссар Н.Н. Гребенник, активный участник Гражданской войны (несколько раз ранен, был комиссаром 16-й стрелковой дивизии им. Киквидзе, награжден орденом Боевого Красного Знамени) был приговорен к расстрелу. Реабилитирован посмертно в апреле 1958 г.²¹¹

Нежелание следователей НКВД хоть в малейшей степени добраться до истины иногда просто поражает. К архивно-следственному делу арестованного 3 июля 1939 г. бывшего начальника Разведупра РККА комдива А.Г. Орлова приобщена выписка из протокола допроса комкора В.В. Хрипина, который на допросе 15 декабря 1937 г. высказал предположение о принадлежности Орлова к заговору и причастности его к шпионажу. Может быть, именно эта выписка и послужила одним из оснований для ареста, а затем и осуждения А.Г. Орлова к расстрелу (судили Матулевич, Алексеев, Детистов). Когда же в ходе дополнительной проверки в 1955 г. снова изучили архивно-следственное дело по обвинению Хрипина, то установили, что 15 декабря 1937 г. Хрипин вообще не допрашивался. Фальсификация № 1. Но фамилия Орлова в деле все-таки упоминается. В своем заявлении от 26 ноября 1937 г. в числе своих «сообщников» Хрипин назвал Орлова. Но Орлова Владимира Митрофановича, флагмана флота 1-го ранга бывшего начальника Морских сил РККА²¹², арестованного еще 10 июня 1937 г. Но следователи НКВД, очевидно, решили, что теперь можно хватать всех Орловых. Что и было проделано с комдивом Орловым Александром Григорьевичем.