1937. Трагедия Красной Армии

Словом, следователи НКВД не стеснялись. Диапазон фальсификаций был весьма широк. В отдельных случаях дело доходило и до подделки подписи подследственного под протоколом. Например, проведенная в ходе дополнительной проверки графическая экспертиза установила, что подписи ответственного сотрудника наркомата боеприпасов СССР Ходякова в протоколах допросов с 4 по 20 июня 1941 г., в которых указывалось, что он якобы признает себя виновным в проведении антисоветской деятельности, исполнены не им, а подделаны²¹³.

Все сказанное выше позволяет сделать непреложный вывод: читая сейчас о «признательных» показаниях многих военнослужащих РККА, осужденных в 1937–1939 гг. «за участие в военно-фашистском заговоре», надо помнить о том, что в огромном количестве случаев эти показания состряпаны следователями Особых отделов НКВД при помощи разнообразнейших методов самой вульгарной фальсификации.

ПРОВОКАЦИИ, УГРОЗЫ, ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА

Давно сказано в народе: «Утопающий за соломинку хватается». В полном отчаянии от сознания своей абсолютной беспомощности, беззащитности, безнадежности многие подследственные готовы были поверить любому болотному огоньку. Следователи НКВД оказались неплохими психологами и нередко играли и на этой струне. Тем более что у них в качестве «мудрого учителя» был безусловно выдающийся фарисей XX века. Известно, что в случае признания Зиновьевым и Каменевым «своей вины», Сталин от имени Политбюро ЦК ВКП(б) летом 1936 г. обещал сохранить им жизнь. Но он помнил об этом только до получения «признаний».

Смею полагать, что всем следователям НКВД было сказано: обещай что угодно, делай что хочешь, но «признательные» показания обеспечь. И больше всего, конечно, следователи спекулировали обещанием сохранить жизнь. Причем делалось это не всегда прямо, а иногда лишь туманными намеками. Во всяком случае именно так обстояло дело с участниками «восьмерки» во главе с Тухачевским. Бывший начальник отделения Особого отдела ГУГБ НКВД СССР А.А. Авсеевич на допросе 5 июля 1956 г. (во время дополнительной проверки) показал, что его подследственным был комкор В.М. Примаков и что он находился вместе с ним до самого начала суда 11 июня 1937 г.: «Я спрашивал ПРИМАКОВА, как он думает вести себя в суде, последний сказал, что подтвердит свои показания. Причем по указанию руководства я еще раз напомнил ПРИМАКОВУ, что признание его в суде обеспечит его участь (курсив мой. – О. С.). Так говорить было дано указание и другим сотрудникам отдела, выделенным для сопровождения арестованных на суд…»²¹⁴

Следователи НКВД цинично обманывали, нагло надували обезволенных людей, стоявших у своей раскрытой могилы… Но другие-то подследственные не знали об этом, и следователи продолжали отрабатывать этот испытанный ими прием.

Для получения «признательных» показаний в ходе предварительного следствия следователи НКВД широко применяли различного рода провокации. Вообще-то говоря, поскольку версия о «военно-фашистском заговоре в РККА» была с самого начала гигантской провокацией, то и весь процесс предварительного следствия, по сути, должен был быть и не мог быть ничем иным, как сплошной провокацией.

Систематическое применение в ходе следствия различного рода провокационных методов подтверждается показаниями немалого количества самих бывших следователей НКВД, данными ими в ходе дополнительной проверки в середине 50-х годов. Так, при проверке дела бывшего начальника штаба и врид командующего Приморской группой ОКДВА комдива А.Ф. Балакирева было установлено, что сотрудники органов НКВД по ДВК и Особого отдела НКВД ОКДВА Хорошилкин, Булатов, Вышковский и другие, будучи тесно связаны с Арнольдовым, Люшковым и другими лицами из бывшего руководства органами НКВД на ДВК, по заданию последних сознательно проводили в 1937–1938 гг. преступную работу, направленную на уничтожение советских, партийных работников и кадров Красной Армии. Широко используя в следственной работе преступные методы угроз, шантажа и обмана арестованных, провокации, а также применение мер физического воздействия, они вымогали у арестованных «признания» в несовершенных ими преступлениях, а также создавали мнимые контрреволюционные организации²¹⁵. Особого внимания заслуживают показания осужденного в 1939 г. за фальсификацию дел бывшего начальника Особого отдела НКВД 1-й Отдельной Краснознаменной армии Ю.А. Пешкова. Он признал, что им была искусственно создана контрреволюционная организация под названием РОВС (Российский общевоинский союз), в которую якобы входили Радишевский, Соммер, Саббелле и другие, в связях с которыми по мифическому РОВС обвинили и комдива Балакирева²¹⁶.