1937. Трагедия Красной Армии

Здесь сообщается, что впервые агентурные донесения о якобы имевшихся у Тухачевского бонапартистских настроениях стали поступать в органы ОГПУ от агента Овсянникова еще в декабре 1925 г. Особенно «потрудилась» на этом позорном поприще некая Зайончковская. Дочь бывшего генерала царской армии А.М. Зайончковского (был секретным агентом ВЧК – ОГПУ с 1921 г.), она то ли по наследству, то ли по нежеланию заниматься общественно полезным трудом, с 1922 по 1937 г. была секретным сотрудником ОГПУ – НКВД ССР и за приличную мзду систематически снабжала руководство информацией о якобы имевшихся заговорщических и террористических настроениях в среде комсостава РККА и особенно среди бывших офицеров царской армии. Многие ее донесения были настолько неправдоподобными, явно надуманными, фантастическими, что на одном из таких донесений тогдашний начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР М.И. Гай написал 13 декабря 1934 г.: «Это сплошной бред глупой старухи, выжившей из ума…»²²⁵ Но, как говорят, капля камень точит. Несмотря на бредовый характер, подобные донесения агентов-провокаторов накапливались и оседали в НКВД, пока на определенном этапе их количество не превращалось в смертоносное новое качество…

Все документы о подборе, расстановке и функционировании секретных сотрудников (сексотов) в РККА до сих пор самым тщательным образом укрываются от исследователей. Мне удалось выявить пока лишь два документа, касающихся этой проблемы. 10 ноября 1936 г. старший инспектор ПУРККА бригадный комиссар А.В. Круглов обращается со специальной докладной запиской к заместителю начальника ПУР армейскому комиссару 2-го ранга Г.А. Осепяну. В ней он докладывает, что слушателя Военно-воздушной академии Пуховского (член ВКП(б) с 1926 г.) еще в 1933 г. вызвали в особый отдел академии и предложили «работать» под руководством слушателя Терциева. Пуховскому поручили наблюдение за слушателем Садовым и другими. Причем метод этой «работы» иначе как провокационным оценить нельзя. Терциев дал такую установку: «Надо ставить антипартийные и антисоветские вопросы с тем, чтобы таким образом выявлять врагов, но свидетелей не должно быть, иначе тебя самого трудно будет выручать»²²⁶. Это уже в 1933 году!

Бригадный комиссар Круглов решительно выступил против такой практики. «Считаю, – писал он, – что в условиях РККА мы не можем допустить такие методы работы, которые применялись членом партии Пуховским якобы по указанию Терциева и особого отдела. Учитывая, что отдельные факты подобного рода имели место и в других частях и соединениях, о чем в свое время вам докладывалось, считал бы необходимым поставить этот вопрос перед НКВД»²²⁷. Осепян доложил об этом Гамарнику, а тот сделал вид, как будто впервые об этом слышит, и его резолюция гласила: «Т. Осепяну. Выясните этот вопрос с т. Гаем. Гамарник. 17.XI.36»²²⁸. Каких-либо дальнейших следов решения этой проблемы мне пока обнаружить не удалось. Но из некоторых документов явствует, что и в ноябре 1940 г. в Военной академии механизации и моторизации имелось немало «источников» («Тихий», «Саратовский», «Ильин» и т. п.)²²⁹.

Несколько документальных свидетельств об использовании агентов-провокаторов в ходе предварительного следствия мне удалось выявить в ходе работы в Архиве Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации. Подобные методы практиковались и в работе с партийно-советскими кадрами. Считавшийся коммунистом с 1917 г. Я.Р. Елькович в 1925–1927 гг. работал заместителем заведующего агитпропотделом Ленинградского губкома ВКП(б), редактором «Красной газеты» и т. п. За оппозиционную деятельность решением XV партсъезда был исключен из членов ВКП(б). В 1928 г. восстановлен, но в 1934 г. снова исключен. Однако вплоть до своего ареста продолжал работать ответственным редактором «Уральской советской энциклопедии» и ответственным редактором свердловской областной газеты «Колхозный путь». Как тогда могло быть такое? А все объяснялось совсем просто – с 1936 г. Елькович был секретным (камерным) сотрудником органов НКВД. Как видно из материалов его архивно-следственного дела, в процессе предварительного следствия (в период 1935–1938 гг.) Елькович дал показания «об антисоветской деятельности» более чем на 140 человек из числа партийно-советских работников, в том числе и на маршала В.К. Блюхера. Как сексот органов НКВД Елькович получил за указанную провокаторскую работу денежную оплату в сумме более 16 тыс. рублей.²³⁰