1937. Трагедия Красной Армии

А вот собственноручно написанные Хорошилкиным 23 августа 1937 г. служебные указания о том, как именно надо организовывать (фабриковать) следственные дела на арестованных командиров ОКДВА: «Т. Фельдману… 4. Допросить о Деревцове всех, кто его знает. В допросах о Штрале отразить, что быв. начальник РО ОКДВА Балин договорился с Деревцовым, Штралем и Песляком о том, что на случай войны японских агентов Балин будет перебрасывать в танках на сторону противника…»²¹⁷

Допрошенный в качестве обвиняемого по своему делу бывший сотрудник органов НКВД Либерман (осужден за фальсификацию дел) заявил, что показания о наличии контрреволюционного заговора, якобы действовавшего в Амурской военной флотилии, были получены от арестованных провокационными методами ведения следствия²¹⁸.

В ходе дополнительной проверки в середине 50-х годов было установлено, что арест бывшего начальника ПВО РККА комбрига М.Е. Медведева тогдашним руководством НКВД СССР был произведен в явно провокационных целях. Бывший заместитель начальника УНКВД по Московской области старший майор госбезопасности А.П. Радзивиловский на допросе 28 мая 1939 г. показал по этому поводу: «МЕДВЕДЕВ был арестован по распоряжению ЕЖОВА без каких-либо компрометирующих материалов, с расчетом начать от него раздувание дела о военном заговоре в РККА»²¹⁹.

Привлеченный к уголовной ответственности бывший начальник отделения Особого отдела НКВД ПриВО А.Н. Павловский на одном из допросов показал: «Я знаю один разительный пример явной фальсификации одного крупного группового дела в 4-м отделе… Когда к нам в особый отдел прибыл арестованный в Москве КУТЯКОВ и когда мне в Москве указали, чтобы я от КУТЯКОВА добился признания о наличии на Волге большой повстанческой организации из числа бывших чапаевцев, я об этом доложил ЖУРАВЛЕВУ. От КУТЯКОВА я этих показаний не взял, и его отправили обратно, но после моей информации о том, какое задание я получил в Москве, ЖУРАВЛЕВ нажал на 4-й отдел и там от арестованных по линии троцкистской краевой организации… были получены «признания», что КУТЯКОВ входил в штаб краевой троцкистской организации, развернул большую работу по вербовке чапаевцев, с которыми готовил взрыв ж. д. моста через Волгу у г. Сызрани»²²⁰.

На бывшего заместителя начальника артиллерии РККА комдива Л.П. Андрияшева нажали так, что он «признался» в контрреволюционной деятельности с 1917 г., когда во главе артиллерийского взвода якобы участвовал в подавлении вооруженного восстания московского пролетариата, а в 1919 г. руководил кулацким восстанием в местечке Юрьево Тамбовской губернии²²¹. Все это было типичным самооговором. На суде комдив от всех подобных показаний отказался. Но судебное заседание длилось лишь несколько минут. 25 августа 1938 г. комдива Андрияшева приговорили к ВМН и в тот же день расстреляли. Реабилитирован посмертно в 1956 г.

В архивно-следственных делах сохранились и заявления некоторых безвинно арестованных военнослужащих о применении к ним провокационных методов следствия. Бывший заместитель командующего войсками КВО комкор Д.С. Фесенко на допросе 13 августа 1937 г. отказался от ранее данных им «признательных» показаний и утверждал, что он оклеветал себя и лучших своих товарищей потому, что он был поставлен в безвыходное положение участвовавшими в расследовании по его делу сотрудниками НКВД УССР, которые самыми различными путями провоцировали его на признание в несовершенных преступлениях²²².

Имеются довольно авторитетные свидетельства того, что о провокационно-фальсифицированном характере докладов руководства НКВД СССР о вскрытии различного рода контрреволюционных организаций знало и Политбюро ЦК ВКП(б) (по крайней мере, весной 1938 г.). В принятом Политбюро постановлении от 14 апреля 1938 г. «О т. Заковском», по которому он был освобожден от обязанностей заместителя наркома внутренних дел СССР, ему, в частности, инкриминировалось «создание ряда дутых дел»²²³.

Своеобразной вершиной провокационных методов в процессе предварительного следствия было использование секретных сотрудников НКВД – сексотов, или, как говорят в народе, стукачей. Главная опасность была не в том, что эти сотрудники были секретные (до сих пор не было и, наверное, никогда не будет тайной политической полиции без секретных сотрудников), а в провокационном характере «работы» многих сексотов НКВД. Немалое количество источников убеждает в том, что перед сексотами ставилась задача во что бы то ни стало «вскрыть» различного рода заговоры в РККА. И если этого не удалось сделать – значит, «плохо работает», надо найти, т. е. спровоцировать.

Деятельность сексотов в стране, и особенно в РККА, до сих пор покрыта глубочайшей тайной. До недавнего времени о ней даже упомянуть было нельзя. И первым таким значительным прорывом явилась публикация уже упоминавшейся справки комиссии под руководством Н.М. Шверника, в которой содержится специальный раздел «Агентурная разработка органами ОГПУ – НКВД Тухачевского, Каменева С.С. и других советских военачальников»²²⁴.