Германские ВВС в 4 часа 45 минут утра 1 сентября 1939 г. нанесли массированный удар по аэродромам, узлам коммуникаций и связи, экономическим и административным центрам Польши. В это же время учебный артиллерийский корабль (бывший броненосец) «Шлезвиг-Гольштейн», заранее прибывший в Данцигскую бухту, открыл огонь по польскому гарнизону на полуострове Вестерплятте из 280-мм орудий главного калибра. Одновременно сухопутные войска Германии перешли границу Польши. Героическая оборона полуостровов Вестерплятте и Хель, Гдыни, а позднее и Варшавы, вызвала восхищение всего мира. Поляки сражались с большой самоотверженностью и отвагой, но этого оказалось недостаточно, чтобы остановить натиск подвижных войск немцев, поддержанных ударами авиации. Советские газеты из номера в номер отмечали, что поляки оказывают немцам лишь слабое сопротивление.
Неожиданно сильный удар Германии потряс всю систему политического и военного руководства Польши. Уже в первый же день войны польский президент И. Мосцицкий покинул Варшаву. С самого начала боевых действий из-за нехватки современных средств связи и в результате целенаправленных ударов люфтваффе, обладавшими превосходством в воздухе, по командным пунктам, польское командование по существу потеряло управление войсками. В связи с реальной угрозой прорыва к Варшаве немецких танков поляки перенесли Ставку главного командования в Брест. По предвоенным планам Брестская крепость должна была стать командным пунктом польской армии в случае войны с СССР. Но телефонную связь для главнокомандующего польскими вооружёнными силами маршала Рыдз-Смиглы сумели наладить только через 12 часов после его прибытия в Брест. Она работала неустойчиво и не со всеми армиями. Переброшенная на грузовиках из Варшавы в Брест радиостанция оказалась бесполезной, так как шифры к ней отправили отдельно, по железной дороге. Но немцы разбомбили её передатчик, едва он начал работать. В результате польской армией в эти решающие дни фактически руководил начальник Главного штаба генерал В. Стахевич, который с небольшой группой офицеров до 9 сентября оставался в Варшаве.
Постоянные налеты немецкой авиации вынудили 10 сентября перебросить польскую Ставку во Владимир-Волынский, 13 сентября – в Млынов, а 15 сентября – в Коломыю. Потеря управления войсками в условиях количественного и качественного превосходства вермахта, безраздельно владеющего инициативой, несмотря на мужество солдат и офицеров польской армии, поставили страну на грань катастрофы.
Гитлер был заинтересован в том, чтобы советские войска вторглись в Польшу как можно скорее: это приблизило победу Германии и высвободило бы основные силы вермахта для переброски их на запад. Кроме того, он надеялся, что выступление СССР автоматически сделает его союзником Германии. В этом случае Англия и Франция, вступившие 3 сентября в войну на стороне Польши, вынуждены будут объявить войну и Советскому Союзу. Уже вечером этого дня Риббентроп через германского посла в Москве Шуленбурга предложил советскому руководству послать свои войска в Польшу, мотивируя это тем, что после разгрома польских армий в западной части Польши немцам придется действовать против их сил, которые к тому времени будут находиться на территориях, входящих в сферу русских интересов.
Через 2 дня Молотов, отвечая на этот запрос, заявил, что «чрезмерная поспешность может нанести нам ущерб и способствовать объединению наших врагов»[40]
. Советское руководство рассчитывало, что война в Европе будет столь же длительной, как и в 1914–1918 годах, и продолжал последовательно проводить политику выжидания. По свидетельству Генерального секретаря исполкома Коминтерна Г.М. Димитрова 7 сентября 1939 г. Сталин констатировал, что война идёт между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром. И мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему. Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались[41].Вроде бы, обычные слова государственного деятеля о войне, разразившейся между потенциальными врагами своей страны. Но о них предпочитают не вспоминать, так как они перекликаются с весьма откровенным заявлением сенатора США Г. Трумэна, которое он сделал 23 июня 1941 г. о войне Германии против СССР:
«Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу победы Гитлера ни при каких обстоятельствах
» (выделено мною. – Л.Л.)[42]. Это заявление советская пропаганда использовала (а кое-кто и сейчас использует), где надо и не надо, как пример величайшего по наглости цинизма, каждый раз предусмотрительно опуская выделенные слова.