1946 г, 47 г, 48 г, 49 г. или Как трудно жилось в 1940-е годы

Этот рассказ я слышал осенью 1946 года, и люди тогда были особенно обозлены из-за возникшей нехватки хлеба и вообще плохого снабжения продовольствием. А в начале этого же года было понижение пайковой цены на хлеб, и как раз это мы и обсуждали, сидя за столом, пока Павлик возился с привезенными игрушками. Я спросил Анюту: «Где взяла игрушки? Почем они теперь? Дорого?» Но сестра только улыбнулась и махнула рукой. Тогда тетя Клава сказала Анюте, чтобы она не привозила дорогих вещей и особенно дорогой еды, которая, конечно, хороша, но быстро исчезает. «Лучше привози побольше муки, сала, сахару, чая, крупы, масла, – сказала тетя Клава. – Чтобы делать запас. Запас – это очень хорошо. Это правильно». А я решил выложить Анюте свой план: бросаю школу и поступаю к ней в помощники. Мне уже четырнадцать лет. Я могу торговать дрожжами и папиросами и чем угодно другим, лишь бы так же неплохо зарабатывать, как моя сестра. Но Анюта рассердилась и воскликнула: «Вот еще! Я работаю, чтобы ты как следует питался, учился, выучился и вышел в люди. Чтобы ты поступил в техникум, получил профессию, стал начальником. В нашей семье кто-то должен стать настоящим человеком». Анюта мне не разрешила бросить школу. Еще она сказала, что довольно мне шляться по округе и воровать. «Я буду привозить тебе книжки, чтобы ты их читал, а по улицам не шлялся, – произнесла Анюта. – Ты вырастешь умным, поедешь в Москву, поступишь в техникум, а то даже в институт. Я слышала, что в Москве много институтов, есть даже университет. Вот было бы хорошо, если бы ты поступил в университет!» Она рассуждала, как умная и взрослая женщина, хотя ей было всего-то пятнадцать с половиной лет. Через неделю она привезла мне книги – Алексея Толстого, Катаева, Горького. Я стал их читать. Тетя Клава тоже взяла одну книгу. Она поддерживала Анюту, говорила, что это очень правильно, когда человек не теряет время даром, а набирается ума. Мне, по правде говоря, было лень заниматься чтением. Я к этому занятию не привык. Я бы с удовольствием прошелся с приятелями по округе, выкурил бы хорошую самокрутку, выпил бы пива. Нам иногда удавалось раздобыть пива. А читать – это было скучно. Но я чувствовал, что нужно помогать Анюте, то есть делать так, как она хочет. Она хорошо кормит нас, чтобы мы выросли здоровыми, крепкими и умными. Чтобы мы выучились и стали начальниками.

Анюта согласилась с тетей Клавой и стала привозить больше простой еды – муки, крупы, растительного масла, сушеных грибов, чтобы делать запасы. И у нас появилась маленькая продуктовая кладовочка. Мы не знали, как сложится 1946 год, хотя все говорили, что в этом году Сталин должен отменить нормированную торговлю. В мае умер наш сосед Николай Егорович. И его жена, тетя Люба, спасаясь от тоски, стала чаще приходить к нам. Играла с тетей Клавой в карты, в шашки. И, конечно, пила с нами чай. Мы подавали ей сахар, повидло, а иногда сливочное масло, и она изумлялась, как мы неплохо живем. «Видно, это Анюта еду привозит, – догадалась она. – Конечно, она. Кто же еще? И вещи хорошие привозит. Ботинки, платок… И в ателье вы ходили фотографироваться, верно?» Вскоре она взяла привычку упрекать нас в неблагодарности: «А ведь это мы с покойным Колей помогли вашей девчонке устроиться. Да! А где же благодарность? Мы ей рекомендательное письмо написали и денег дали, а она что? Забыла благодетелей! Вон как получается». Тетя Клава замахала руками: «Грех так говорить, Люба. Анюта ваши деньги давно уж вам вернула – все до копейки, даже сверху прибавила. Что же она тебе еще должна?» Тетя Люба ответила сразу: «Деньги – деньгами, а все же Анюта до сих пор нам обязана.