1946 г, 47 г, 48 г, 49 г. или Как трудно жилось в 1940-е годы

Анюта привезла мне ботинки. Тете Клаве привезла платок. И та заплакала. А Павлику привезла игрушки – деревянный самосвал и юлу. От радости он подпрыгнул на месте. И я сам распахнул рот. Игрушки! Откуда они взялись? Разве существует на свете что-либо подобное? Я первый схватил грузовик и стал его вертеть и разглядывать. Надо же, какая хорошая вещь! Когда началась война, мне было девять лет, и я вырос без игрушек. Их почти не было. В нашем городе игрушками не торговали. Только чепухой – барабанами, дудками. Ни солдатиков, ни игрушечных грузовиков мы не видели. Мне хотелось самому повозиться с грузовиком и юлой, но я отдал их Павлику и сказал: «Веселись, детка». А мы, «взрослые», сели за стол. Мы с Анютой считали себя взрослыми, как тетя Клава. Павлик, забыв обо всем, побежал играть, а мы сели пить чай с повидлом. Хорошо помню, о чем мы говорили: о понижении цены на хлеб. Это было в начале 1946 года. Все только об этом и говорили: пайковая цена на хлеб должна снизиться. Тетя Клава сказала: «Сталин знает, как нам тяжело. Он все знает о нас, о простых людях. Он нас не оставит». Мы любили Сталина, почитали его как нашего общего отца. Я никогда не слышал от людей, чтобы о нем говорили плохо. Даже в самые тяжелые времена, когда в очередях за хлебом поносили власти самыми скверными словами, о Сталине никто плохо не говорил. Плохого – никогда. Не знаю, почему. Люди могли облить словесной грязью кого угодно – Калинина и прочих, но Сталина – никогда. Такого я не припомню. Только в пятидесятые годы я слышал от фронтовиков в адрес Сталина нехорошие выражения, и я их не одергивал, полагая, что им виднее, ведь они все-таки воевали. Но в сороковые годы многие люди считали, что Сталин единственный, кто о нас заботится. Только он и знает о наших бедах, а местное начальство – негодяи и прохвосты, лодыри и неумехи. Местное начальство ругали часто. Знакомые нашей тети Клавы, когда приходили к нам в гости, иногда рассказывали о своих родственниках, которые жили на освобожденной от фашистов территории. Жизнь у тех людей была невероятно тяжелая. Помню, что речь шла о каком-то полуразрушенном городе, где половина населения обитала в подвалах и землянках. В моей памяти остался рассказ о местном руководстве этого города, и я запомнил его потому, что это руководство обозвали «скотами». Это было необычно. Знакомую тети Клавы звали Надежда Максимовна.