1946 г, 47 г, 48 г, 49 г. или Как трудно жилось в 1940-е годы

Помню, как осенью 1943 года нас с приятелем так сильно избили, что мы валялись на земле и не могли подняться. В этот день мы решились и пробрались к военному эшелону, и нам подали хлеба и табаку. Солдатам не позволялось выходить из вагонов, но они сидели, свесив ноги, и мы подошли и стали просить: «Дяденьки солдаты, дайте хлеба! Дайте папирос, дяденьки! Мой папаша на фронте погиб, а дома брат и сестра малые!» Мы успели схватить протянутые буханку хлеба и маленький мешочек с махоркой, и тут же побежали, потому что старшие подростки нас заметили. Они дико закричали и бросились нас догонять. Сил у них было побольше. Меня догнали первого и схватили за шиворот, отобрали хлеб и сразу же ударили в лицо. Разбили нос. Моего приятеля тоже поймали. Забрали махорку. Нас били чем ни попадя, а потом плевали в лицо и кричали, что в следующий раз изуродуют – отрежут уши, и вообще покалечат. Нас, младших, называли «карасями». «Только попробуйте еще раз сунуться на станцию, караси! – кричали старшие подростки. – Поубиваем! Ясно, сволочи?» Им было по пятнадцать-шестнадцать лет. Они вели себя, как взрослые, пили спиртное, ругались, дрались. Из-за войны они рано повзрослели. Это были ребята 1928 и 1929 годов рождения. Они же захватили летом и осенью лес, не разрешая нам появляться в лесу под страхом жестокой расправы. Младшие подростки сильно рисковали, когда заходили в лес одни, без взрослых, и все потому, что старшие подростки ловили кротов. Это была кампания, начавшаяся в 1945 году и продолжавшаяся до 1948 года. В начальной стадии она походила на коммерческую лихорадку.

В 1945 году в нашем городке появились какие-то предприимчивые артельщики, которые распустили слух, что будут скупать у населения шкурки кротов. Люди ринулись в лес с ловушками и капканами – искать кротовые норы. Старшие подростки побежали вперед всех. И в лесу развернулась война за каждую кротовую норку, за каждого добытого зверька. Мы, младшие, тоже пошли в лес, но были схвачены и избиты в первый же день. Старшие ребята были в бешенстве: как мы, караси, посмели вообразить, что тоже можем заработать?! Никогда! Ни в коем случае! Нас били с той же яростью, как тогда на станции, когда мы выпросили у солдат махорку и хлеб. Нас хватали за волосы и почти выдрали нам чубы. «Увидим в лесу – поубиваем!» – озверело кричали нам старшие. Но кротов было мало, они словно перепугались и спрятались глубоко под землей. Не помню, чтобы кто-то раздобрел или принарядился, добывая этих зверьков. Впрочем, охотились не только на кротов. Как могли, ловили птиц, особенно дроздов. Дрозды шли в пищу. Их жарили до хрустящей корочки и с большим удовольствием ели. Все хотели поймать утку – именно поймать, потому что ее не могли подстрелить, поскольку у населения не было охотничьего оружия. В первые дни войны власти потребовали сдать любое оружие и патроны. Но разве можно поймать утку на болоте? Это очень сложно. Помню наши леса в сороковые годы: ничего съедобного, мало попадается птиц, и даже птичьих голосов порой не слышно. А уж лесные звери ушли далеко-далеко, за десять болот, в непролазные чащи. Чтобы добыть кабана или лося, нужно было прошагать, наверное, не одну сотню километров. Звери как будто почуяли, что у людей беда – голод, и убрались подальше.

За все военные годы лишь один раз маме удалось выменять у какого-то лесника на соль, спички и муку кусок вяленой лосятины. Это было в 1944 году. Дома мы собрались вокруг стола и долго глядели на настоящее мясо. Мама стала его нарезать очень тоненькими пластинками. Мы надеялись, что сможем растянуть мясо на неделю, но вышло только на четыре дня. С тех пор при маме мы мяса больше не ели. И тот лесник больше не появлялся. Ни мясом, ни мясными консервами у нас, конечно, не торговали. Во время войны и в первые послевоенные годы в нашем городке не было ни собак, ни кошек, ни голубей. Даже воробьев не было. Иногда где-то каркали вороны. И каждую весну мы ждали, когда прилетят птицы. В школе нам говорили: «Скоро прилетят из теплых краев наши пернатые друзья», а мы думали: «Вот бы их переловить и зажарить!»