В последних строках содержится очень важное послание – и для современников Крыла, и для потомков: «Никогда не забудем». Если говорить об отношении чехов и словаков к России, то период до 1968 г. и после него навсегда разделит трагический рубеж, пока об этом помнят люди, родившиеся в 1950 г. и раньше. А также их дети и внуки, которые, хотя и не были живыми свидетелями, несут уже на генетическом уровне воспоминания о национальном унижении. Подвести черту не удалось ни к сороковой годовщине событий, ни к пятидесятой. После танков наступил период так называемой нормализации, характеризовавшейся «присутствием советских войск на территории ЧССР, жесткой идеологической и культурной цензурой, доминированием КПЧ, преследованием оппозиции», и чьей сутью являлся «возврат к советской модели социализма»[648]
. Упоминая 1968 г., мы имеем в виду не только вторжение в августе этого рокового года, но и время после него, когда чехи и словаки жили в несвободе, во лжи и страхе. Свобода придет только с «бархатной революцией» в 1989 г.Симптоматично название опубликованной в 2005 г. статьи чешской журналистки Й. Гроговой – «Русские глазами чехов: август 1968 все еще болит»[649]
. По данным чешского Центра исследования общественного мнения (Centrum pro vyzkum verejneho mineni, Praha) за май 2018 г., 76 % опрошенных чехов признали самым негативным событием за последнее 100-летие ввод войск Варшавского договора в августе 1968 г. Три четверти респондентов самым позитивным событием считают «бархатную революцию» (ноябрь 1989 г.)[650]. Чем больше проходит лет, тем внимательнее всматриваются историки, филологи, журналисты в августовские дни 1968 г. Открываются новые факты. Так, чешские историки Прокоп Томек и Иво Пейчох в результате кропотливой работы установили точное число жертв при оккупации Чехословакии войсками стран Варшавского договора. Это главная тема их книги «Оккупация 1968 и ее жертвы», вышедшей в 2017 г.[651] Всего они насчитали 137 человек, как со стороны оккупационной армии, так и со стороны гражданского населения. Но важна не только эта трагическая статистика – важно осознание того, что произошло с народом за 20 лет «нормализации». Любые рассуждения о чешской и словацкой истории, о национальном характере так или иначе затрагивают поведение, настроение, реакцию чехов и словаков на события пятидесятилетней давности. Как полагает словацкий прозаик и публицист Мартин Шимечка (род. в 1957 г.), сын известного диссидента, философа Милана Шимечки, благодаря представителям поколения, которые «Пражскую весну» и август 1968 г. считали знаковым событием в жизни и последующее двадцатилетие воспринимали как чрезвычайное положение, а не как восстановление status quo, удалось использовать исторический шанс после ноября 1989 г. и избавить страну от советских солдат. «Это было совсем не так просто, как может показаться сегодня, и поэтому люди, которые способствовали выводу советских войск, заслуживают огромной благодарности. Они создали условия для сегодняшнего молодого поколения, дали ему невероятный шанс: не пострадав от травмы, в будущем вести общество к уважению и свободе»[652]. Но тем не менее остались незалеченными раны. Известный чешский политолог и писатель Иржи Пеге (род. в 1955 г.) считает чешский народ морально покалеченным: «…Многие патологические явления в современном поведении чешского общества, такие, как неуважение к закону, политика, понимаемая как перманентное военное противостояние, или же неспособность правдиво воспринять прошлое, связаны не только с недостатком демократического опыта, что характерно для всех молодых демократий, но также с травматизированным состоянием национального мышления». Пеге вторит и писательница, историк литературы Радка Денемаркова (род. в 1968 г.): «Чешское общество больное. И не желает лечиться. Мы живем в сфальсифицированной истории XX века и первого десятилетия века XXI. Мы не будем свободны, пока не размотаем спутанный клубок. Мы живем в трагической стране, где люди хотят забыть о прошлом. Кто жил при социализме, при оккупационном режиме как вассал России, как будто и не способен жить в ином мире»[653]. Денемаркова сетует по поводу того, что травма чешского народа связана не только с беспрецедентным национальным унижением, но и последующими годами приспособленчества, доносительства, разрушением традиционного уклада жизни.