В чем же уступил Кадар соратникам из «братских» партий в условиях, сложившихся для него в Варшаве? Давление извне в итоге заставило его дать своеобразную «клятву верности», заявив: «Мы в полной мере согласны с оценкой и требованиями советских товарищей и готовы участвовать во всех совместных акциях»[298]
. Это обещание прозвучало от него вопреки консолидированной позиции Политбюро ЦК ВСРП. Известно, что время военного вторжения в ЧССР тогда еще не настало. И в Варшаве решение о нем не принималось, но Кадару ради защиты венгерской реформы пришлось заранее фактически связать себя предварительным обещанием участвовать в «окончательном решении» чехословацкой проблемы. Заметим в связи с этим, что 26 июля Брежнев от имени Президиума ЦК КПСС тепло поблагодарил Кадара за его предварительное согласие. «Это настолько дорого для нашей партии и дружбы, – подчеркнул советский лидер, – что нет слов для выражения благодарности. Пока я жив, не забуду»[299]. Кстати, на варшавском совещании Брежнев не спешил брать слово, однако его, видимо, раздражали крайне резкие заявления Ульбрихта и Живкова, и он высказался более сдержанно. Не заявляя открыто о приоритете военного решения чехословацкой проблемы, Брежнев указал на необходимость и право «оказать братскую помощь» Чехословакии в условиях «роста контрреволюционных сил» в этой стране.В Варшаве, как отмечалось, вопрос о военном вмешательстве не стоял на повестке дня совещания и не обсуждался. Другое дело, что он, как говорится, уже «витал в воздухе». Интересно, что рассмотреть его предлагал в своем выступлении Живков, но на это предложение фактически никто не отреагировал. Доступные сегодня исследователям документы – протоколы варшавского совещания[300]
– тому свидетельство. Они позволяют верифицировать распространенные утверждения, что вопрос о вторжении якобы обсуждался в столице Польши, и уже тогда по нему было принято положительное решение[301].Что касается предложения Брежнева на совещании, то речь шла о целесообразности обращения к руководству КПЧ с коллективным письмом от имени пяти компартий с пожеланием активизировать свои действия против «контрреволюционных сил» в стране. Такое письмо, как известно, было составлено, но без резких формулировок в адрес руководства КПЧ и Дубчека. Оно содержало адресную критику «эры Новотного» и призыв «порвать со сталинским прошлым»[302]
. Предлагалось также «использовать все меры защиты» против антисоциалистических сил и внепартийной оппозиции. 16 июля 1968 г. письмо было передано высшему партийно-государственному руководству Чехословакии.На совещании Кадар поддержал предложение Брежнева и о других совместных действиях. Имелись в виду разъяснение содержания указанного письма в печати социалистических стран, организация встречи представителей двух-трех «братских» партий с руководителями КПЧ. А кроме того, рекомендовалось дождаться ответа руководства КПЧ. Предусмотрен был также и вариант оказания прямой поддержки чехословацких «здоровых сил», если предложения участников совещания будут отвергнуты. О том, что руководство «соцлагеря» пока еще ориентировалось в первую очередь на политические методы разрешения кризисной ситуации, свидетельствовала готовность предпринять еще одну попытку убедить руководство КПЧ в необходимости принять решительные меры, чтобы остановить дальнейшее нарастание чехословацкого кризиса.
Кадар все эти позиции разделял, тем более что у него в кармане, как отмечалось, лежал проект предложений о недопущении военного решения проблемы[303]
.Президиум ЦК КПЧ, как известно, отверг критику в свой адрес, а на требования «пятерки» не реагировал. Последовали новые совещания с чехословацким руководством в августе 1968 г. – в Братиславе и Чиерне-над-Тисой, которые завершились совместными заявлениями.
В официальном сообщении о заседании ЦК ВСРП от 7 августа 1968 г. в связи с положением в Чехословакии теперь уже отмечалось, что венгерское партийное руководство «присоединяется к тем оценкам и разделяет те выводы, которые приняли другие коммунистические и рабочие партии» по чехословацкому вопросу[304]
.