В-третьих, причисляя Польшу 1968 г. к странам предполагаемой «оси реформ», Дубчек явно ошибался. Вряд ли Гомулка согласился войти в упомянутый союз. Он принадлежал не к лагерю сторонников, а скорее противников Дубчека и его реформ.
Относительно же предположения Дубчека, что в случае образования мифической «оси» Советский Союз не решился бы на вооруженное вмешательство, то это – явная иллюзия. И Кадар, безусловно, понимал, что вторжение произойдет в любом случае, что отказ Венгрии значения иметь не будет, а реформу в стране может погубить. А вот лидер «Пражской весны», в отличие от Кадара, еще продолжал пребывать в иллюзорном мире даже спустя 20 лет после ее трагического завершения.
Татьяна Викторовна Волокитина
«Братская помощь» в болгарской интерпретации[311]
Позиция Болгарии во время чехословацкого кризиса отражена в отечественной историографии вполне определенно. Как правило, она представлена в контексте реализации права лидеров всех стран «социалистического лагеря» принимать участие в обсуждении важнейших внешнеполитических акций Советского Союза. Однако из многочисленных публикаций следует, что «почетное» место в «пятерке» их авторы, как правило, отводили Вальтеру Ульбрихту, Владиславу Гомулке и Яношу Кадару. Тодор Живков нередко даже не упоминается в числе руководителей, чье мнение было особенно важно для советского руководства и должно было учитываться в первую очередь[312]
. По всей вероятности, это обусловливалось не только «периферийным» значением малой балканской страны в советском блоке, но и доказанным к тому времени «поведением» Болгарии как самого верного советского сателлита, демонстрировавшего полную и безоговорочную поддержку намерениям и действиям Москвы. Именно так единодушно оценивают позицию своей страны и болгарские исследователи[313].При этом крайне важно, что болгарские историки подняли проблему выбора вариантов поведения собственного руководства, констатировав, что оно предпочло защиту интересов СССР. Сегодня, когда «градус» критики в Болгарии ее социалистического прошлого и связей с Советским Союзом весьма высок, такие действия нередко трактуются как недальновидные, а то и преступные и даже предательские по отношению к своему народу. Но при этом четкого ответа на вопрос, насколько такой выбор соответствовал национальным интересам Болгарии (естественно, в понимании тогдашнего политического руководства), нет. А между тем ответ далеко не так прост, особенно если попытаться взглянуть на события глазами их современников и участников, а не высокомерных и бескомпромиссных «обвинителей» и «судей» наших дней.
Авторитетная исследовательница, профессор Софийского университета Искра Баева считает, что впервые Живков как национальный лидер оказался перед выбором линии своего поведения еще в конце 1950-х гг. в связи с обострением советско-китайских отношений[314]
. А уже на Московском совещании представителей коммунистических и рабочих партий в ноябре 1960 г. болгары ясно заявили о своей позиции. После выступления Дэн Сяопина с критикой гегемонистского курса советского руководства в международном коммунистическом движении болгарская делегация передала в секретариат совещания специальное заявление с просьбой раздать этот документ всем делегациям и включить его в протокол. Авторы излагали свое отношение к тем пунктам позиции китайцев, которые вызывали у болгар «особенно сильную тревогу»: отрицание авангардной роли КПСС и Советского Союза, авторитета и влияния лично Н. С. Хрущёва; ревизия марксизма-ленинизма с позиций его «китаизации»; насаждение неправильных взглядов в международных организациях, коммунистических и рабочих партиях и др. В заявлении осуждались также действия сотрудников посольства КНР в Софии, распространявших пропагандистские материалы «без ведома и через голову» болгарского руководства[315]. Не удовлетворившись подачей официального документа, Живков повторно взял слово для «краткого заявления» от имени болгарской делегации, в котором фактически представил квинтэссенцию письменного обращения. Резко осудив «неконструктивное» выступление Дэн Сяопина, болгарский руководитель четко сформулировал условия, по его мнению, «абсолютно необходимые для обеспечения единства наших рядов»: продублировав основные положения заявления, Живков потребовал «положить конец неправильному, антиинтернационалистскому отношению китайских и албанских товарищей к КПСС», прекратить «фракционную деятельность» в международном коммунистическом движении и международных демократических организациях. Решительно высказался он и против нападок китайцев на советского лидера: «Мы настаиваем, чтобы китайские товарищи прекратили, наконец, недружелюбную деятельность против КПСС и товарища Хрущёва»[316].