1979

Сходное мироощущение было выражено и в прежних эпиграфах. Первый "Далеко, далеко внизу, в бездонной морской пучине, древнейшим, ненарушимым, лишенным образов сном спит Кракен" - Крахт заимствовал из стихотворения Альфреда Теннисона "Кракен", где идет речь о полумифическом гигантском существе (осьминоге?), персонаже морских легенд, который поднимется из глубин и погибнет, будучи выброшенным на сушу, в день Страшного суда. Второй эпиграф, "Everything's gone green", - название песни (и диска) английской музыкальной группы New Order, популярной в 80-е гг. и предвосхитившей некоторые особенности поп-музыки 90-х гг. Приведу приблизительный перевод этой песни:

Everything's gone green2

Пусть хоть кто-нибудь мне поможет,

Пусть подскажет, что делать теперь:

Мое будущее предо мною, как открытая

в завтра дверь.

А знаешь, я бы ударил тебя, если б смог

до тебя добраться:

Потому что, похоже, уже здесь бывал

и совсем не хотел возвращаться...

На место веры пришло смятенье,

Оно та патина, что застит мне взгляд,

И возникло из первого отчужденья,

Хотя я никого - никогда

не считал достойным презренья.

Значит, думаешь, именно этой ценой

мне придется за все расплатиться?

Укажите мне - кто-нибудь!

правильный путь, помогите с него не сбиться...

Похоже, эпиграфы Крахта задают систему координат: враждебный человеку мир, надвигающаяся глобальная (апокалиптическая) катастрофа - некий кризис индивидуального сознания, связанный с инфантильностью, то есть нежеланием или неумением принимать самостоятельные решения и как-то действовать; напряжение между этими двумя полюсами действительно стягивает в единое целое все перипетии романа.

Элементы мозаики в крахтовском тексте выложены таким образом, что в зависимости от угла зрения ты видишь разные (и в то же время в определенных точках пересекающиеся) узоры, но понимаешь это не сразу, а лишь по мере внимательного прочтения книги, когда до тебя доходит, что здесь нет ни единого случайно упомянутого (то есть не "играющего" в общем контексте) имени, географического названия, лейбла товара, названия музыкальной группы и т. д.

Почему-то критики чаще всего с порога отметают мысль о возможном использовании в простых на первый взгляд произведениях Крахта или, например, в манифесте новой поп-литературы "Tristesse Royale" изощренных литературных приемов и аллюзий (одно из приятных исключений - рецензия Глеба Шульпякова на русский перевод "Faserland"'а, Ex Libris НГ, 13.09.2001). А между тем И. Бессинг, отказываясь давать истолкование книге "Tristesse Royale", составителем которой он был, говорит, что, захоти он дать такое объяснение, ему пришлось бы сделать следующее: "...разделить отдельные слои, чтобы вновь обнаружились отпечатанные на них и просвечивающие сквозь них фрагменты, которые затем при наложении друг на друга, будучи спрессованными, как раз и дадут общую картину... Поначалу кажется... что речь идет о чисто внешнем, то есть мы смотрим извне вовнутрь" (Joachim Bessing, Alles am Dandy ist mude, Literarische Welt, 25.11.2000).

Не берусь точно сказать, сколько слоев - или узоров, или историй - в новом романе Крахта, но на мой субъективный взгляд основных историй три.

История первая - назовем ее, условно, "поп-культурно-прозаической".

В первой части книги описывается путешествие двух молодых немцев по Ирану. По мнению критиков, здесь отчасти обыгрываются сюжетная канва и общий иронично-отстраненный тон книги англичанина Роберта Байрона "Путь в Оксиану" - дневника совершенного им в 1933 - 1934 гг. десятимесячного путешествия по Персии и Афганистану. Байрон был декадентом-космополитом, интересовался результатами вестернизации Персии; кстати, его попутчика, как и одного из героев крахтовского романа, звали Кристофером. Перу Байрона принадлежит и еще одна книга, "Сначала Россия, затем Тибет", где он выражает симпатию к отвергнувшим цивилизацию тибетцам и где, в частности, имеется эпизод обеда на вилле губернатора в Дарджелинге...

Что касается героев крахтовского романа, то многое сближает их с самим автором: Кристофер очень богат, образован, увлекается современной музыкой, ценит изящество стиля; он архитектор, а его друг - дизайнер (на личном сайте Крахта, между прочим, имеется коллекция фотографий образцов новейшего дизайна).

В американизированном Иране кануна революции они ведут жизнь, к которой привыкли в Европе: слушают любимые диски, тщательно соблюдают "стиль" в одежде и образе жизни или, наоборот, устраивают маленькие эпатажи, адресованные "старушке буржуазии", балуются наркотиками...

Иран как таковой остается для них запечатанной книгой. Простоватый рассказчик не может одолеть даже первые сутры Корана в английском переводе перешедшего в ислам английского ориенталиста Мухаммада Мармадьюка Пиктхолла. Друзья не обращают внимание на злобное шипение горничных в отеле: "Смерть Америке!" Кристофера злит, что его попутчик запросто беседует с шофером Хасаном, но и сама эта беседа - образец бессмысленного общения не понимающих друг друга людей.