1982, Банкир

Несогласный, однако, без устали твердил свое «Я вам говорил!» за сыром и кофе, и я, опустив глаза, терпел его тычки, потому что не мог доставить ему удовольствие увидеть, как я выхожу раньше него.

- Что вы собираетесь предпринять? - спросил меня Генри, когда наконец все молча поднялись и разошлись по своим местам. - Каковы ваши предложения?

Подразумевалось, что он оставляет меня на том уровне, которого я достиг, и не отнимает у меня право на решения. Я был ему благодарен.

- Завтра я вернусь туда, - сказал я, - и разберусь в финансовой ситуации. Подобью цифры. Скорее всего будет полный кошмар.

Генри удрученно кивнул.

- Такой чудесный конь. Но никому, Тим, что бы там ни говорили, не пришло бы в голову, что у него такой изъян.

Я вздохнул.

- Оливер просил меня остаться на завтрашнюю ночь и на воскресную.

Мне не слишком хочется, но им нужна поддержка.

- Им?

- С ним Джинни, его дочь. Ей всего семнадцать. Оба страшно переживают. Это их подкосило.

Генри похлопал меня по руке и проводил до лифта.

- Сделайте, что сможете, - напоследок сказал он. - В понедельник доложите нам о состоянии дел.

В субботу утром, перед тем, как я вышел из дому, позвонила Джудит.

- Гордон рассказал мне о Сэнд-Кастле. Тим, это ужасно. Бедные, бедные люди.

- Паршивое дело, - сказал я.

- Тим, передай Джинни, что я очень сожалею. Сожалею… дурацкое слово, толкнешь кого-нибудь в магазине и тоже говоришь «сожалею». Милая девочка… она писала мне пару раз из школы, просто советовалась по-женски, я ее просила.

- Она тебе писала?

- Да. Такая прелестная девочка. Такая умная. Но это… это чересчур.

Гордон сказал, что им грозит опасность потерять все.

- Я собираюсь сегодня к ним, посмотрю, в каком он состоянии.

- Гордон мне сказал. Пожалуйста, передай им, что я их люблю.

- Передам. - Я чуть помолчал. - Я тебя тоже люблю.

- Тим…

- Я просто хотел сказать тебе. Ничего не изменилось.

- Мы не виделись с вами несколько недель. То есть… я не виделась.

- Гордон вошел в комнату? - догадался я.

- Именно так.

Я улыбнулся дрожащими губами.

- Понимаешь, я о тебе все время слышу. Он о тебе постоянно упоминает, а я переспрашиваю… от этого кажется, что ты поблизости.

- Да, - сказала она совершенно нейтральным голосом. - Я в точности понимаю, что вы хотите сказать. Я чувствую в точности то же самое.

- Джудит… - Я резко вздохнул и постарался, чтоб мой голос звучал спокойно, под стать ей. - Передай Гордону, что я позвоню ему домой, с его разрешения, если там что-нибудь случится и потребуется его консультация до понедельника.

- Я передам. Подождите у телефона. - Я услышал, как она повторяет просьбу, и отдаленный голос Гордона рокочет в ответ, и наконец она сказала:

- Да, он говорит, пожалуйста, сегодня вечером мы будем дома, и завтра большей частью тоже.

- Может быть, когда телефон зазвонит, ты возьмешь трубку.

- Может быть.

Короткое молчание, и я сказал:

- Пожалуй, я пойду.

- Так до свидания, Тим, - откликнулась она. - Дайте нам знать. Мы оба будем думать о вас весь день, я уж знаю.

- Я позвоню, - сказал я. - Можешь не сомневаться.

День прошел в целом скверно, как я и ожидал, а в некоторых отношениях и еще хуже. Оливер и Джинни двигались как бледные автоматы, издавали несвязные восклицания и забывали, куда клали вещи. Обед, в версии Джинни, состоял из переваренных яиц и пакетов картофельных чипсов.

- Мы не говорили о том, что произошло, ни Найджелу, ни работникам, - сообщил Оливер. - К счастью, в расписании Сэнд-Кастла временное затишье.

Он был очень занят, потому что почти все его кобылы ожеребились в середине марта, друг за другом, кроме четырех и той, что все еще не разродилась. Он дернул щекой. - А что до других жеребцов, то все их кобылы, разумеется, тоже здесь, и мы принимаем их жеребят и наблюдаем за их случением. То есть… мы должны продолжать. Мы должны.

К четырем часам они вдвоем отправились по дворам для вечернего обхода конюшен, старательно распрямив плечи, чтобы предстать перед обслуживающим персоналом в обычном виде, а я приступил к подсчету цифр, выписанных из документов Оливера.

Когда я закончил, итог оказался устрашающим, он означал, что Оливер может до конца жизни остаться банкротом, не восстановленным в правах. Я сложил бумаги в свой портфель и попытался придумать что-нибудь более конструктивное; тут телефон Оливера зазвонил.

- Оливер? - Голос показался мне смутно знакомым.

- Он вышел, - ответил я. - Нужно что-нибудь передать?

- Попросите его перезвонить Урсуле Янг. Я продиктую вам номер.

- Урсула! - удивленно воскликнул я. - Это Тим Эктрин.

- Правда? - Для нее это тоже было неожиданностью. - Что вы там делаете?

- Просто провожу уик-энд. Могу я помочь?

Она слегка поколебалась, но затем сказала: