Настоящая работа в тот день началась с океана кофе и вылилась в короткие интервью со всеми тренерами и жокеями, а также со многими владельцами лошадей. Спортивные комментаторы задавали вопросы, Рикенбакер с преувеличенным радушием представлял друг другу собеседников, и все узнавали о зарубежных лошадях куда больше, чем знали прежде или способны были запомнить.
Алисия переводила для Луккезе вопросы, слегка редактируя ответы. Она объяснила, что «Брунеллески» - это просто фамилия архитектора, который спроектировал добрую часть Флоренции, как Рен - Лондона. Комментаторы с благодарностью записывали каждое ее слово.
Сама же она откровенно ответила, что этой лошади необходимо на скачках видеть, куда она бежит, и что она терпеть не может идти наугад.
- А каково это - быть похищенной? - спросил кто-то, меняя тему.
- Ужасно, - улыбнулась она. Помолчала, затем наконец сказала:
- Я очень сочувствую Моргану Фримантлу и очень надеюсь, что его скоро освободят.
Она села на место и вдруг сказала мне:
- Когда я услышала о Моргане Фримантле, я, конечно же, подумала о тебе… вдруг ваша фирма возьмется за это дело? Ты ведь здесь поэтому, да?
Не чтобы смотреть скачки?
- И то, и другое, - ответил я.
Она покачала головой.
- Приятное с полезным. - Это звучало так прозаически.
- Вы найдете его, как Доминика?
- Не совсем так, - сказал я.
- Все снова возвращается, - сказала она с потемневшим взглядом.
- Не надо…
- Ничего не могу с собой поделать. Как только услышала… когда мы приехали утром на ипподром… Я все время думаю о нем.
Беатриче Гольдони снова затараторила без умолку, сообщая нам с Алисией, которая наверняка не раз слышала это и прежде, что, когда дорогую Алисию похитили, это было таким ужасным потрясением, а теперь еще и этот несчастный, и какое счастье, что я сумел помочь вернуть бедняжку Алисию… А я подумал - какое счастье, что она говорит на своем родном языке, который, как я думал, не понимали шнырявшие повсюду, навострив уши, репортеры.
Я прервал ее, горячо пожелав ей удачи на предстоящих скачках, и попрощался со всем обществом. Мы вместе с Алисией вышли из столовой и медленно пошли через ярко освещенный вестибюль клуба поглядеть на ипподром.
- Завтра, - сказал я, - там будут приветствовать тебя.
Вид у нее был скорее испуганный, чем благодарный.
- Это зависит от того, как Брунеллески перенесет перевозку.
- А он что, еще не здесь? - удивился я.
- Да, но никто не знает, как он себя чувствует. Он может тосковать по дому… не смейся, тут вода из-под крана мне кажется просто гадкой, и бог знает, что думает о ней лошадь. У лошадей свои привязанности и антипатии, не забывай об этом. Их может, выбить из колеи что угодно.
Я осторожно обнял ее.
- Не здесь, - сказала она.
Я отпустил ее.
- А где?
- А ты уверен?…
- Не будь глупенькой. Зачем бы я еще спрашивал?
Легкая улыбка была не только на ее губах, но в глазах, в самой линии щек, однако смотрела она не на меня, а на ипподром.
- Я остановился в «Шериатте», - сказал я. - А ты?
- Я в «Ридженси». Мы все там живем - Гольдони, Сильвио Луккезе, мы с папой. Все мы гости ипподрома. Просто уму непостижимо, насколько они гостеприимны.
- Как насчет обеда? - спросил я.
- Не могу. Нас пригласил итальянский посол… папа с ним знаком… я должна быть там.
Я кивнул.
- И все же, - сказала она, - мы можем съездить куда-нибудь сегодня днем. Честно говоря, я не хочу весь день торчать на ипподроме. Мы тут были вчера… всем зарубежным жокеям показывали, что они будут делать. Сегодня я свободна.
- Я буду ждать тебя здесь, в этом самом месте.
Она пошла было сказать отцу, но вернулась почти сразу же, сообщив, что ее отец и его знакомые собираются пройтись по конюшням и что она не может от этого отвертеться, но все говорят, что я могу пойти с ними, если пожелаю.
- Конюшни? - спросил я.
Она с веселым удивлением посмотрела на меня.
- Это то, где американцы держат на ипподромах лошадей.
Короче, вскоре я шел вместе с половиной присутствовавшего на завтраке народу смотреть на утреннюю рутину частной жизни ипподрома - кормление лошадей, чистку конюшен, седлание и расседлывание, езду вскачь коротким галопом, выводку (для того, чтобы лошадь остыла после упражнений), трамбование ям в песке. И все время по ходу дела возникали маленькие пресс-конференции, на которых тренеры вещали, словно пророк Моисей.
Я слышал, как тренер одной из местных лошадей, фаворита, самоуверенно заявил:
- Он пролетит всю дистанцию со скоростью телеграммы.
- А что вы скажете о зарубежных лошадях? - спросил один из репортеров. - Кто-нибудь из них может победить вашу?
Взгляд тренера остановился на Алисии, что стояла рядом со мной. Он знал ее. Улыбнулся и галантно сказал:
- Для нас представляет опасность Брунеллески.